Ремарк и миражи

Цветастое повествование, чередуясь с уточняющими вопросами, длилось и длилось.

«Ну, и ничего себе!», – время от времени восторгался зачарованный внутренний голос. – «Какие, однако, необычные события происходили тогда. Упасть и не встать. Даже лёгкие завидки берут…. А наш, братец, общий с тобой дедуля – молоток. Орёл натуральный! Вернее, орлан белохвостый… Достойную молодость прожил. Однозначно, достойную…».

Только через два с половиной часа Ганс Моргенштерн, устало проведя ладонью по морщинистому лицу, объявил:

– Всё, внучок, обзорно-историческая лекция завершилась. Из серии: – «Что знал – всё рассказал. Без недомолвок…». Какие у тебя планы – на остаток сегодняшнего дня?

– Спешно отбываю в Буэнос-Айрес, – решил Роберт. – Дела. Важные и безотлагательные…. Кстати, а что и кто изображены на этой картине? – указал рукой на стену. – Какие-то древние каменные плиты-развалины, густо-поросшие тёмно-сиреневыми и ярко-жёлтыми лишайниками. А на фоне этих архаичных развалин о чём-то мирно беседуют двое: высокий «белый» человек в походной одежде, с охотничьим карабином за плечами, и приземистый краснокожий индеец, облачённый в откровенно-мешковатый балахон, пошитый из лоскутов разноцветных лошадиных и коровьих шкур. Северо-восточный край неба – на картине – испещрён цветными широкими полосами с преобладанием жёлто-янтарных и багровых оттенков. Интересная такая живопись…

– Действительно, интересная, спора нет. А ещё и очень занятная…. На этом полотне изображён знаменитейший русский диверсант Александр Крестовский, беседующий с Великим вождём индейского племени теульче. Вышеупомянутая судьбоносная встреча (по словам доньи Мартины Сервантес, которая пожизненно арендовала данный гостиничный номер), состоялась в далёком 1955-ом году, на развалинах древней крепости Кельчуа. Цветные полосы на небе? Это отблески от извержения действующего вулкана, находящегося недалеко от Кельчуа…. Сама крепость? Загадочное и легендарное место. Моя диверсионная группа – в 1957-ом году – проходила мимо этих развалин. Мы даже на пару часов сделали там привал: перекусили, отдохнули, подремали. Только Марк Бронштейн всё лазил по древним плитам – словно бы что-то искал…. А какая тогда непогода стояла – словами не описать: гром гремел непрерывно, изломанные молнии сверкали почти безостановочно, даже пару смерчей «пробежало» рядышком. А, вот, дождя не было. Из чёрных туч так ни единой капли не выпало…. Рассказать тебе, Робби, об Александре Крестовском?

– В следующий раз, дедуля. Извини, но время поджимает.

– Значит, будем прощаться?

– Будем. Но мы ещё обязательно встретимся.

– Конечно же, встретимся, – улыбнувшись, подтвердил старик. – Как же иначе? Я, ведь, с твоей Инни так и не познакомился…. Кстати, а на кого она похожа? И внешне, и внутренне, я имею в виду?

– На горную ламу – с влажными чёрно-фиолетовыми глазами – из заснеженных древних Кордельеров. Или же из не менее заснеженных и древних Анд.

– Неплохо сказано, Робби. Совсем, ей-ей, неплохо…. Может, по «разгонной» чарке? На дорожку?

– Наливай…. Кстати, дедуля, а почему это ты сегодня перешёл на немецкий язык?

– Не знаю, внучок. Не знаю. Как-то само по себе получилось. Наверное, потому, что всех пожилых людей (по-настоящему пожилых и усталых), неуклонно тянет к своим корням. К корням деревьев, растущих на древних родовых кладбищах…

Они выпили и попрощались.

Роберт спустился вниз и прошёл на террасу, где его – за всё тем же ресторанным столиком – дожидались Алекс Никоненко и Луиза Никоненко-Сервантес.

– Как дела? – непринуждённо поинтересовался Никон.

– Замаячил ли свет – в конце туннеля? – подключилась его бойкая дочурка. – В плане подвижек в расследовании, я имею в виду?

– Имеются определённые намётки, не буду скрывать. Но пока только на уровне призрачных ощущений…. А как, юная леди, обстоят ваши дела? Успешно посетили стрелковый тир?

– Более или менее. Из браунинга выбила девяносто семь очков из ста возможных. А, вот, с более тяжёлой «Береттой» не всё так радужно. Надо дополнительно тренировать кисть руки. Дополнительно и настойчиво…. В город, небось, собрались, мистер Ремарк?

– Ага, в Буэнос-Айрес, – подтвердил Роберт. – Пришло время для размышлений и аналитической деятельности.

– Никогда не дружил с этой…м-м-м, с аналитикой, – брезгливо поморщившись, признался Никоненко. – Скучное занятие. Вот, побегать, пострелять, подраться – совсем другое дело. В том смысле, что козырное и достойное настоящего боевика.

– Тебе, папочка, нет никакой нужды – заниматься аналитическими исследованиями, – ехидно улыбнувшись, сообщила Луиза. – С этим видом деятельности мы прекрасно справимся и без тебя.

– Кто это – мы?

– Я, мамочка и прабабушка Мартина. Не сомневайся…

– До встречи, ребята, – попрощался Роберт. – Всего вам хорошего.

– И тебе, «маньячный» инспектор, не хворать. Только не забывай – почаще оглядываться по сторонам.

– Счастливой дороги, дяденька Ремарк…. Папочка, а ты, кстати, ничего не забыл?

– Ах, да, – хлопнул ладонью по лбу Никон. – Память – решето дырявое. Это всё от того, что по голове – во время моей прошлой служебной деятельности – частенько били. И толстенными досками, и камнями-булыжниками, и рифлёными подошвами ботинок, и рукоятками пистолетов…. Держи, Ремарк, подарок, – протянул маленький светлый предмет.

– Что это такое?

– Служебная бляха «Эскадрона смерти». Смело пользуйся, если нужда припрёт. В Аргентине эту штуковину очень уважают. Причём, все, без единого исключения…