ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1

Мейри воззвала к Богам Дома и вдруг впервые в своей жизни явственно услышала, как Богиня, явившаяся на ее зов, лязгнула оружием, поднятым в двенадцати ее руках. Усталость и напряженность, видимо, усилили восприятие. Даже старые саги редко становились свидетелями того, как боги проявляют свое присутствие в теле людей. Пленс отлетел от спины Мейри и ударился в стену напротив. Он был эфирен, но все же обладал некоторой материальностью, потому как стоящие на каминной полке грубые подсвечники и лампы затряслись и зазвенели.

Девушка села на кровати. Она проводила Тайилу накануне вечером, сделала вид, что собирается уехать, а сама спряталась здесь, в грязной гостинице над корчмой в Озорном Патчале. Тай, как всегда, обошлась почти без слез, но Мейри видела, как ей больно. Бедная девочка, должно быть, посчитала поведение подруги предательством. Хотя нет, не стоит недооценивать юную госпожу из рода Нами - надежда на скорую встречу и всеобщее благополучие придавала ей такие силы, о которых Мейри сейчас и мечтать не могла.

Внизу хлопотали кухарки. Жизнь на постоялом дворе только начиналась с закатом. Под окнами шумели цеховики, стягивающиеся к корчме, чтобы расслабиться перед ленным днем. По коридорам второго этажа бегали из комнаты в комнату, хохотали и хлопали дверьми гулящие девки. Их здесь было не меньше двух четверок. Мейри сняла самые дорогие покои - с камином, одной кроватью и крепким замком. Тай не видела, что вместо десятка золотых сагиня взяла предложенного ей из кошелька всего четыре монеты. Четверку золота можно было растянуть на пару недель, но не в комнате с камином, только одной кроватью и надежным запором. За уединенность и крепкий замок пришлось хорошо переплатить.

Мейри и сама не понимала, почему не бежит и не прячется. Ей не хотелось есть и стоило больших трудов запихивать в себя еду даже в доме адмана Ларда, она чувствовала, что худеет и знала, как это сейчас опасно, теперь, когда телу нужно сопротивляться атакам извне. Вот уже и всякая нечисть полезла.

Пленс все еще был в комнате. Мейри ощущала его, как обычные люди чувствуют запах гнили и разложения. Но запаха никакого, конечно же, не было. Это в голове свербело так, что тошнота подкатывала, а не в носу. Сагиня уселась поудобнее на кровати, поджала ноги, отодвинула замусоленную занавеску и выглянула наружу, однако, мало что разглядела - стеклянные вставки в ставнях были такими грубыми и толстыми, что фонарь у входа в корчму казался выпученным глазом чудовища из книжки Тайилы. Люди, пузатые и коротконогие, в зеленоватых наплывах стекла передвигались скачками.

― Чудовища, ― произнесла Мейри вслух. ― Повсюду чудовища. Все ходите, мертвые. И не боитесь же, а?

Пленс лепился к потолку, но не уходил. Сагиня знала, как выглядит в его глазах - живым источником 'пищи', защищенным ослабевшим светом Дома. Очень ослабевшим, иначе он бы не сунулся. Хотел добраться до потоков, усесться на каком-нибудь из них, наесться той энергии, которая происходит от ее, Мейри, уныния, тревоги и неуверенности, потом укорениться и влезть в сознание, начать диктовать собственные мысли и жрать, жрать то, что производит послушный теперь, обесчещенный ум. Сагиня передернулась. Как люди терпят внутри себя чужую суть, почему не могут отделить себя самих от Тьмы. Неужели забыли о собственном величии? Сами отвергают заповеди богов, а потом жалуются на болезни, разъедающие тела.

― Эй, ты. Можешь говорить?

Пленс не откликнулся. То ли не мог разговаривать, то ли не хотел. Мейри почему-то не стала его трогать, хотя раньше не потерпела бы подле себя потустороннюю сущность. Когда-то он тоже был человеком. Любил, ненавидел, радовался, печалился...грешил.

Сагиня заставила себя съесть то, что принесла подавальщица: кусочек тушеного кролика, свежие овощи и лепешки с соленым творогом.

― Ты знаешь, что мир иллюзорен? Что боги хотят, чтобы и мы веселились так же, как они, когда глядят на весь этот земной балаган? Но нам что-то не весело. Переживаем сильно, да. Хорошо бы вот так, ― сагиня щелкнула пальцами, ― раз - и нет чувств человеческих, один театр. Что скажешь?

В углу под потолком, где сидел пленс, щелкнула древесина, которой были обиты стены комнаты.