Ренегат

— Воздействие было минимальным, — пришел мне на выручку отец Олаф. — Надо быть настороже, чтобы почувствовать столь осторожное касание. По сути, чернокнижник делал лишь небольшие насечки на эфирном теле, подготавливая себе задел на будущее.

— На самом деле, — счел нужным добавить я, — в университетах предпочитают не заострять внимание на защите от сил запределья, дабы не заложить случайно в неокрепшие умы школяров мысли о могуществе запретных практик.

— И как же им оборонять себя от потустороннего? — разозлился епископ. — Как, магистр?

— Искренняя вера способна защитить души куда лучше знаний.

Думаю, последний раз такого рода прописные истины сообщали хозяину кабинета еще в духовной семинарии, и он не сдержался.

— Вера? — желчно поинтересовался его преосвященство. — И сильно вам самому помогла вера, магистр?

— Мало кто сумел бы столь долго противостоять порождениям запределья, — вновь вступился за меня отец Олаф. — Вера спасла магистра вон Черена, в этом нет никаких сомнений.

Епископ насмешливо фыркнул, но все же счел вопрос закрытым и перевел взгляд на священника:

— Теперь что касается мерзости, проникшей в Ральфа. Пергаменты как-то могут помочь с обрядом экзорцизма?

— Несомненно, — уверенно ответил отец Олаф. — В тексте заложена формула призыва, иначе порождения запределья просто не откликнулись бы на зов. Ее можно использовать и для изгнания.

— Так чего вы ждете? — осведомился епископ.

— Обычно вычленить ключ из формулы, пусть и зашифрованной, не составляет особого труда, но в нашем случае это невозможно. Нужен даже не перевод, а человек, понимающий этот язык и сведущий в тайных искусствах.

Его преосвященство потемнел лицом.

— Получается, вы в тупике? — с пугающим спокойствием произнес он. — Писанина на мертвом языке для нас бесполезна?

Сутулый экзорцист не дрогнул.

— Староимперский язык так же полагается мертвым, но в мире немало ученых людей, способных общаться на нем, — резонно заметил он. — Найти нужного человека — лишь вопрос времени.

Его преосвященство позволил себе недовольную гримасу.

— Для начала хорошо бы определить, что это за язык!

— Именно так, это наша первоочередная задача.

— В четыре часа пополудни соберем консилиум, — решил епископ. — А сейчас не смею вас больше задерживать!

Мы поспешили покинуть кабинет, и уже в коридоре я предупредил экзорциста:

— Мне понадобится помощь церкви в поисках чернокнижника.

Отец Олаф покачал головой:

— Не думаю, что могу быть полезен в этом вопросе. Вселенская комиссия не терпит вмешательства в свои дела.

— Просто раздобудьте для меня кое-какую информацию, — продолжил настаивать я и достал описание трех ритуалов, которые полагал связанными с наведением порчи на племянника его преосвященства. — Возможно, у вас уже что-то есть по этим случаям. Или, быть может, есть выход на моих коллег, проводивших следствие. Кроме того, насколько я знаю, ведется некий список неблагонадежных лиц. Мне нужен перечень занесенных в него учеников профессора Верона, бывших и нынешних.

— Вы просите о многом, магистр.

— Сотрудничество в наших общих интересах.

Сутулый экзорцист обдумал мои слова и кивнул:

— Хорошо. Обговорим детали после консилиума.

— Разве я приглашен?

— А разве вам требуется отдельное приглашение?

Я озадаченно хмыкнул:

— Полагаете, мое участие есть нечто само собой разумеющееся?

— Даже не сомневайтесь, магистр, — уверил отец Олаф. — Даже не сомневайтесь.

После вчерашнего меня мутило и раскалывалась голова, но я все же заглянул в ближайшую таверну и через силу выхлебал пару тарелок куриного бульона. Затем отправил письмо в деканат с запросом о времени проведения очередной лекции и, не без труда отбросив мысли о праздном безделье, навестил отца Маркуса.

Смотритель библиотеки кафедрального собора при моем появлении осенил себя святым символом, словно это могло ему хоть чем-то помочь.

— Разве отец Олаф не сказал, что запределью не удалось пожрать мою душу? — усмехнулся я.

— Не могу сказать, что рад вас видеть, пусть даже демоны и низвергнуты обратно в запределье!

— Умерьте свой пыл. Сегодня я не тот гонец, что приносит дурные вести.

— В самом деле? — высокомерно хмыкнул смотритель, но голос его дрогнул, выдавая беспокойство и даже страх.

— Ну посудите сами, — усмехнулся я, — пожелай его преосвященство содрать с вас шкуру, сюда пожаловал бы кое-кто иной.

Отец Маркус недобро оскалился, но тут же взял себя в руки и спросил:

— Желаете увидеть книгу?

— Смиренно уповаю на нерушимость вашего слова, — подтвердил я и, дабы смягчить прозвучавшую в голосе издевку, добавил: — Полагаю, так или иначе вам знакомы все городские книжники. Если сумеете узнать, на каком именно языке были написаны те злополучные заметки, благодарность его преосвященства не будет знать границ.

— Издеваетесь?

— Всего лишь хочу помочь. Я имею обыкновение помогать ближним, знаете ли.

— До того, как разрушить их жизнь, или после?

— Вместо! — отрезал я и напомнил: — Вы сами затянули петлю на шее, нарушив правила. Вините в этом только себя.

Отец Маркус вяло отмахнулся и сказал:

— Располагайтесь, сейчас принесу ваш раритет…