Ренессанс. У истоков современности

Если Поджо в своем произведении – самом популярном своде анекдотов своей эпохи – и отразил в какой-то мере моральную атмосферу папского двора, то не вызывают удивления и попытки Лапо обратить на себя внимание ироническим диалогом по поводу царившей в нем безнравственности и цинизма. (Так случилось, что спустя несколько месяцев после написания диалога, восхваляющего папскую курию («Dialogue in Praise of the Papal Court»), бедняга Лапо умер от чумы в возрасте тридцати трех лет.) К началу XVI века иерархи католической церкви, встревоженные протестантской Реформацией, попытаются искоренить в своих рядах любые проявления подстрекательского юмора. «Фацетии» Поджо вместе с книгами Боккаччо, Эразма Роттердамского и Макиавелли окажутся в списке произведений, которые церковь желала бы сжечь[204]

. Но в мире, в котором жил Поджо, еще разрешалось и даже считалось модным разоблачать то, что в любом случае уже было известно. И Поджо мог без опаски писать о заведении, в котором провел значительную часть своей сознательной жизни, как об учреждении, где «редко ценятся талант или честность[205]; все добывается интригами или случайным везением, не говоря уже о деньгах, которые, похоже, вершат миром»[206]

.

Амбициозные молодые интеллектуалы, живущие своим умом, папские писцы и секретари, считали себя способнее, башковитее и достойнее прелатов, которым служили. Естественно, они испытывали чувства возмущения и негодования. «Нас коробило то, что высшие посты в церкви занимают некомпетентные личности, образованные и разумные люди остаются в тени, а выдвигаются невежественные и ничтожные индивиды»[207].

Вполне предсказуемо, что в кругу этих интеллектуалов процветали подсиживание и соперничество. Мы уже знаем по язвительным ремаркам о происхождении Поджо, к каким приемам прибегали коллеги-гуманисты в очернительстве друг друга. В аналогичном тоне Поджо записал и «шутку» о своем сопернике Филельфо:

«В папском дворце, в кружке секретарей[208], где, как всегда, находились многие ученые мужи, речь зашла о распутной и грязной жизни этого негодяя Франческо Филельфо. Многие обвиняли его в целом ряде преступлений. Кто-то спросил, знатного ли он роду. Один мой земляк, милый и остроумный человек, сказал с самым серьезным видом: “Ну конечно, он блистает благородством, ибо отец его всегда носил по утрам шелковые одежды[209]

».

И затем, чтобы читатели поняли его сарказм, Поджо объясняет: земляк намекал на то, что «Филельфо – внебрачный сын священника, так как во время службы священники обычно одеты в шелка».

По прошествии столетий подобные склоки кажутся пустячными и наивными. Однако ими занимались взрослые люди, готовые пустить друг другу кровь, и уколы иногда были далеко не риторические. В 1452 году Поджо поссорился с другим папским секретарем, всегда мрачным Георгием Трапезундским, по поводу приоритетного авторства некоторых переводов древних текстов. Когда Поджо назвал его лжецом, Георгий ударил обидчика кулаком. Соперники в гневе отскочили к своим письменным столам, но драка моментально возобновилась. 72-летний Поджо одной рукой вцепился в щеку и рот 57-летнего Георгия, а другой пытался вырвать у него глаз. После стычки Георгий написал Поджо, что вел себя с образцовой сдержанностью: «Хотя я и мог откусить пальцы, которые вы запустили в мой рот, но не сделал этого. Поскольку я сидел, а вы стояли, то я мог обеими руками оторвать вам яйца и свалить с ног, но я не сделал и этого»[210]. Вся история похожа на фарс, напоминающий анекдотические новеллы Поджо, за исключением реальных последствий. Пользуясь своими связями и обладая более общительным характером, Поджо добился изгнания Георгия из курии. Поджо закончил свой жизненный путь, удостоенный почестями; Георгий умер в забвении, злобе и бедности.

В знаменитом труде XIX века о «возрождении познаний» Джон Аддингтон Саймондз, описывая гладиаторские стычки ученых-гуманистов, высказывает предположение, что они доказывали таким образом свое увлечение научными изысканиями[211]. Возможно. Какими бы дикими ни казались оскорбления, гуманисты спорили по поводу важных проблем: латинской грамматики, ошибок стиля и правильности переводов. Тем не менее гротеск и злобность инсинуаций – в споре по поводу латинской стилистики Поджо обвинял более молодого гуманиста Лоренцо Валлу в ереси, воровстве, лжи, подлоге, трусости, пьянстве, сексуальных извращениях и безумном тщеславии – вскрывает нечто низменное и отвратительное в образе жизни этих высокообразованных личностей.