Ренуар. Частная жизнь

Ренуар ловко использовал этот действительный или мнимый недостаток, выпячивая свою нерешительность даже тогда, когда на деле ее не проявлял. Тем самым он пытался избежать конфронтации. 16 августа 1900 года он принял предложение стать рыцарем ордена Почетного легиона – этой наградой правительство отметило его совокупные достижения. Он знал, что Моне придет в ярость из-за того, что он принял эту «официозную» награду. Ренуар, в отличие от Моне, не видел никакого противоречия в том, чтобы, оставаясь художником-новатором, получить знак официального признания, полезный для репутации и продаж. Подлинные свои чувства по этому поводу он высказал еще в 1881 году, когда (об этом говорилось в первой главе) орден вручили Мане: «Я поздравлю Вас как художника, пользующегося всеобщей любовью и официальным признанием»[840]. Теперь, почти двадцать лет спустя, в 1900-м, Ренуар, испытывавший по поводу этой награды самые радужные чувства, попытался смягчить ожидаемый гнев Моне, сославшись на собственную нерешительность. За неделю до принятия ордена Ренуар покаянно написал Моне: «Дорогой друг… не знаю, какая для тебя разница, наградят меня или нет. Сам ты в своих поступках проявляешь последовательность, достойную восхищения, я же и накануне никогда не могу сказать, как поступлю сегодня. Ты, полагаю, знаешь меня лучше, чем я сам, как и я наверняка знаю тебя лучше, чем ты. Так что порви это письмо, не будем больше об этом говорить, и да здравствует дружба! С наилучшими пожеланиями мадам Моне и всем твоим домочадцам. Твой Ренуар»

[841].

Притворная нерешительность Ренуара по поводу принятия ордена не смогла обмануть Моне, его очень расстроил поступок Ренуара. В день получения этого письма Моне написал своему другу и биографу Жеффруа: «Ты наверняка знаешь о награждении Ренуара. Меня оно очень опечалило, и Ренуар об этом знает, причем настолько хорошо, что даже написал мне, бедняга, письмо якобы с извинениями. Ну не грустно ли видеть, как человек с его талантом, столько лет так доблестно выживавший в этой борьбе с официальными лицами, в шестьдесят лет принимает такую награду? Жалкие существа люди! Было бы так здорово, если бы все мы остались не запятнаны этими наградами, но кто знает? Возможно, один лишь я сохраню в этом отношении чистоту – если только окончательно не выживу из ума»[842]

. Помимо этого послания, Моне, судя по всему, высказал свое отвращение зятю и ученику Теодору Батлеру, а тот написал коллеге-художнику: «Видел, что Ренуар получил орден? Мистер Моне глубоко возмущен»[843]. Несмотря на недовольство поступком коллеги, Моне не разлюбил Ренуара. Год спустя он пишет другу, жившему на юге неподалеку от Ренуара: «Видишь ли ты иногда Ренуара, поправилось ли его здоровье? Если бы принятие этой цацки – ордена Почетного легиона – могло совершить чудо и вылечить его, я простил бы ему его слабость»

[844].

Впрочем, хотя Моне и другие либералы-бунтари и осудили Ренуара, его более консервативные друзья были очень довольны, что он удостоился этой чести и не отверг награду. В письме к агенту художник шутит: «Да, дорогой Дюран-Рюэль, я – преступник. Остается надеяться, что фирма Дюран-Рюэль устроит сбор средств, чтобы приобрести мне почетный трон [имеется в виду унитаз]»[845]

. Берар не только одобрил решение Ренуара, но и сам принял ту же награду. В письме, подтверждающем, что он согласен получить награду (1900), Ренуар пишет: «Я выбрал месье Поля Берара, кавалера ордена Почетного легиона, проживающего в Париже, рю Пигаль, 20, выступать моим представителем при получении награды в качестве кавалера ордена Почетного легиона»[846]. (Ренуар перестал притворяться нерешительным, когда позднее ему предложили в Легионе более высокие степени членства: в 1911 году – офицера, в 1919 году – командора, их он принял с радостью; см. шестую и седьмую главы.)

Вера Ренуара в эту давно учрежденную награду служит показателем его неколебимого консерватизма, который с возрастом только усиливался. Хотя некоторые из его друзей-импрессионистов, например Писсарро и Моне, с презрением относились к работам, выставленным в Лувре, Ренуар испытывал глубокое почтение к великим мастерам прошлого. В Италии он осматривал фрески, и они служили ему вдохновением, а в Париже часто водил Жюли, Жанни, Поль и Жанну Бодо в Лувр, где они копировали картины. Например, в декабре 1897 года Жюли записала в дневнике: «Месье Ренуар навестил нас в Лувре. Дал Жанне прекрасный урок, указал, что нужно выбрать определенный фрагмент и закончить за один раз. Сказал, что Энгр всегда писал торсы за один раз, а на следующий день, если понадобится, начинал заново»[847].