Репортаж без микрофона

В то время мы постоянно чувствовали в своей работе «пресс». По этому поводу хочу вспомнить и более ранний эпизод. Вел я в 1972-м репортаж с ответного матча ереванского «Арарата» с немецким «Кайзерслаутерном». Закончил первый тайм и стараюсь побыстрее стащить с себя наушники, потому что из Москвы обязательно будет наставление. Некто товарищ Икс, который говорил разными голосами и никогда не представлялся, на сей раз сказал следующее: «Почему вы все время говорите “армянские футболисты”?» – «А что, – спрашиваю, – разве не армянские?» – «Так-то оно так, – соглашается товарищ Икс, – но все же мы вам настоятельно рекомендуем говорить “советские” либо “наши футболисты”». Вот так!

…«Представляю, что сейчас творится в Тбилиси!» – громко вещал ваш комментатор, и надо признать, что был не совсем прав. Представить это оказалось невозможным. После мне не раз и не два говорили, что я в тот день был вестником чуть ли не самого радостного сообщения века. Весь народ высыпал на улицы – мужчины, женщины, дети. Люди пели, танцевали, пили шампанское, обнимались и поздравляли друг друга. Веселье длилось до самого утра. Репортаж полностью повторили в 3 часа ночи. Тут же нашлись «специалисты», которые высчитали, что корень моей фамилии – грузинское слово «махаре», что в дословном переводе означает «Обрадуй меня!» или «Сообщи мне радостную весть!». Вот и утверждали, что я тогда полностью оправдал семантическую основу моей фамилии.

Умение запоминать или забывать?

Не буду кривить душой – это единственная глава книги, при написании которой я специально обратился к науке, по мере возможности постаравшись разобраться в вопросе вместе с учеными.

А вопрос и для артиста, и для комментатора очень и очень важный, во многом ключевой.

Наверное, ко многим актерам обращались с вопросом: «Как вам удается запомнить такое количество текста?» Уверен, большинство актеров удивленно пожимают плечами и отвечают, что и не думали об этом, что все происходит как-то само собой. Почти после каждого выступления комментаторам непременно задается вопрос, как они запоминают огромное количество фамилий и имен футболистов? Ведь на последних чемпионатах мира надо было знать и помнить имена нескольких сотен человек. Ответ комментаторов примерно такой же, как и ответ артистов. Все, мол, происходит как бы исподволь, подсознательно.

Такие ответы вызывают нескрываемое удивление, а то и восхищение вопрошающих. Видишь, мол, какая удивительная память бывает у людей! Мне такие вопросы задавали и как артисту, и как комментатору. В нескольких интервью для центральной прессы промелькнули строки о моей хорошей памяти, а в одном даже – о памяти великолепной.

Так ли это?

И что, собственно, такое память?

Какой механизм срабатывает или не срабатывает при «хорошей» либо «плохой» памяти?

Хотелось изучить этот вопрос, доискаться до механизма памяти. Однозначного ответа я не находил. Да, я быстро заучиваю текст, возможно, быстрее других. Фамилии, имена, названия мгновенно запоминаются. Как я уже отметил, не раз приходилось без всяких репетиций выступать в больших ролях. Несколько таких случаев раз и навсегда закрепили за мной славу человека с прекрасной памятью. У меня не бывает записных книжек – телефонные номера, адреса запоминаются легко. В Вену, Стамбул, Неаполь, Дюссельдорф, Париж и многие другие города приезжал один, без провожатых и без встречающих, быстро ориентировался и всегда находил нужный адрес в лабиринтах улиц и площадей незнакомых городов.

Можно было бы похорохориться, насладиться комплиментами. Человеческая слабость иной раз подталкивала меня на такое. Но какой-то червь сомнения всегда останавливал. Ведь я-то замечал, что есть вещи, события и факты, которые совершенно не поддаются моей так называемой «хорошей» памяти. Я их просто не запоминаю. Не то что не хочу – не нуждаюсь. Нет, хочу, но не запоминаю.

Первый подобный сигнал, дающий повод засомневаться в моих способностях, прозвучал, когда мне было лет тридцать с небольшим.

Мой дядя – Ладо Махарадзе – в 1937 году как «враг народа» был сослан далеко за пределы Грузии и отсутствовал целых двадцать лет. Возвратясь «из дальних странствий», он прямиком направился в наш дом. Дверь открыла моя сестра Гугули. Седовласый гость с извинением обратился к ней:

– Простите, пожалуйста. Давно-давно в этом доме жила семья Вано Махарадзе…

– Дядя Ладо! – не дав закончить фразу, воскликнула сестра и бросилась ему на шею.

Когда я возвратился домой, несмотря на подробнейшие объяснения, напоминания, рассказы эпизодов детства, связанных с дядей Ладо, я ничего не смог вспомнить, ровным счетом ничего. Дядю «взяли» молодым, а вернулся он надломленным, постаревшим, изменившимся. Мне в пору его ареста было почти одиннадцать. Мою память расхваливали учителя, ею гордились родители. А мою дорогую сестренку, которая старше меня всего-то на год, то и дело упрекали. Она вспомнила мгновенно, а я не вспомнил ничего, несмотря на уйму наводящих предложений, эпизодов.