Репортаж с петлей на шее

Арношт Лоренц, человек, жену которого казнили за то, что не выдал товарищей. Спустя год он взял на себя чужую «вину» и отправился на казнь, чтобы спасти «хаусарбайтеров» из «Четырехсотки» и весь ее коллектив.

Неунывающий, всегда остроумный Вашек Резку, молчаливая, самоотверженная Анка Викова, казненная во время осадного положения, энергичный, веселый, изобретательный «библиотекарь» Спрингер, застенчивый юный Билек…

Только образцы, только образцы. Люди – большие и маленькие. Но все это люди. Отнюдь не людишки.

Глава 8

Немного истории

9 июня 1943 года.

Перед камерой висит ремень. Мой ремень. Значит, меня отправляют. Ночью, в Германию – на суд… и так далее. Время жадно откусывает последние куски от оставшейся у меня жизни. Четыреста одиннадцать дней в Панкраце промелькнули непостижимо быстро. Сколько дней осталось? Где я их проведу? Как?

Вряд ли я сохраню возможность писать. Итак, последний рассказ. Еще немного истории, в которой я, может быть, последний оставшийся в живых свидетель.

* * *

В феврале 1941 года арестовали весь Центральный комитет Коммунистической партии Чехословакии и всех заместителей, подготовленных на случай провала. Как вышло, что на партию обрушился настолько тяжелый удар, всё еще устанавливают. Может быть, в положенное время перед судом об этом расскажут гестаповские комиссары. Я пробовал докопаться до сути, пока был «хаусарбайтером» во дворце Печека, но безуспешно. Не обошлось, конечно, без провокаторов, но определенную роль сыграла и неосторожность. Бдительность товарищей усыпили два года успешной подпольной работы. Нелегальная организация росла, в нее вливались новые члены, даже те, кого следовало использовать иначе. Аппарат усложнялся и постепенно стал неконтролируемым. Налет на партийный штаб планировался, по-видимому, загодя и произошел в то время, когда было подготовлено нападение на Советский Союз.

Поначалу я не осознавал масштабов провала. Ожидал связных, да так и не дождался. Спустя месяц мне стало очевидно, что случилось нечто серьезное и сидеть сложа руки уже нельзя. Стал искать выход. Другие тоже его искали.

Прежде всего я связался с Гонзой Выскочилом, который руководил работой в Средней Чехии. Он проявил инициативу и подготовил кое-какие материалы для «Руде право»: партию нельзя было оставлять без центрального органа печати. Я написал передовицу, но мы договорились, что материалы (какие именно, я не знал) выйдут в «Майском листе», а не в «Руде право», которое уже выпускалось в сокращенном варианте.

Месяц за месяцем мы применяли методы партизанской работы. На партию обрушился очень тяжелый удар, но уничтожить ее он не смог. Сотня новых товарищей взялась за незавершенные задания, на смену погибшим руководителям пришли другие, не дав организации распасться или стать пассивной. Но Центрального комитета все еще не было, да и в методах партизанской работы таилась опасность, что в самый ответственный момент – во время нападения на СССР – в наших рядах не будет единого порядка действий.

В попадавших ко мне выпусках «Руде право», выходивших теми же партизанскими методами, я узнал опытную политическую руку. Наш «Майский лист», к сожалению, оказался не очень удачным, но дал понять той стороне, что ей есть на кого рассчитывать. И мы принялись искать друг друга.

Поиски вели словно в дремучем лесу. Мы слышали голос и шли на его зов, а он звучал с другой стороны. Тяжелые потери сделали осторожнее всех товарищей, и двум членам Центрального комитета, которым хотелось встретиться друг с другом, пришлось прорываться сквозь чащу проверок и преград, поставленных и ими самими, и другими – теми, кто налаживал связь. Все было еще сложнее, потому что я не знал, кто был на той стороне, а он не знал, кого ищет.

Наконец мы нашли общего знакомого. Отличный парень, доктор Милош Недведь, стал нашим первым связным. Отчасти это тоже произошло случайно. В середине июня 41-го я заболел и послал за ним Лиду. Он сразу же появился у Баксов, где мы и договорились. У Милоша уже имелось поручение – найти «другого», но он и подумать не мог, что «другой» – это я. Наоборот, как и все на той стороне, он был убежден в моем аресте и, может быть, даже смерти.

22 июня 1941 года Гитлер напал на Советский Союз. Тем же вечером мы с Гонзой Выскочилом выпустили листовку о том, что́ эта агрессия будет значить для нас, чехов. 30 июня я наконец встретился с тем, кого так долго искал. Он пришел на явку, потому что уже знал, с кем будет встречаться. Я все еще пребывал в неведении. Стоял летний вечер, через открытое окно слышался запах акаций. Чем не момент для долгожданной встречи влюбленных? Мы затемнили окно, включили свет и обнялись. Ко мне на встречу пришел Гонза Зика.