Я проснулась около одиннадцати. Вставать жуть как не хотелось, но осознав, что расследование не терпит отлагательства и дел еще полным-полно, я поднялась и даже сделала несколько вялых приседаний. В голове шумело, но сон все-таки оказал на меня свое благостное действие. В мозгу прояснилось, и, несмотря на небольшую ломоту в теле, я чувствовала прилив сил и энергии.
Не знаю как вам, но мне готовить для себя одной было всегда скучно. Это не значит, что я люблю сухомятку и наплевательски отношусь к «вкусной и здоровой пище», просто не очень люблю есть в одиночку. Работать или, например, мотаться по городу люблю, а есть… Для рационального питания мне необходимо присутствие за столом хотя бы одного себе подобного. Поэтому, когда мы разъехались с Иркой, поначалу я, как киношный американский коп, перепихивалась бутербродами и пиццей.
Но потом понемногу привыкла обедать в одиночестве и готовить только для себя. Вот и сегодня было все точно так же. Жареная картошка и соленые помидорчики. Кто-то содрогнется, мол, утром такая пища! Когда я голодна, мой желудок, как у Робина Бобина, готов поглотить и переварить даже каменную глыбу. А что касается лишних калорий, то будьте спокойны, моя физическая конституция, более-менее здоровая психика и ежедневные энергетические затраты не позволят мне превратиться в Монику Левински, которая, перенервничав из-за истории с Клинтоном, в ничтожно короткий срок набрала более девяноста килограммов.
Сложив посуду в раковину, наведя красоту и одевшись, я выскочила на лестничную площадку и спустилась на улицу. Моя машина – свидетельница выпавших на мою долю вчера приключений – тихо дремала посреди залитого августовским солнцем двора. Вся игровая площадка была оккупирована суматошной детворой, которая бегала, прыгала, скакала, ссорилась, поднимая при этом чудовищный гвалт.
Я включила зажигание и плавно стартовала. Часы показывали без четверти двенадцать. Газета, прихваченная мной вчера в квартире Лущенко, мирно покоилась между сиденьями. Вчера я совсем забыла о ней. Остановившись на светофоре, я одной рукой механически перелистывала газету, рассеянно пробегая взглядом ее забитые объявлениями и рекламой страницы. Вдруг мое внимание привлекли три помеченных черными чернилами объявления. Это была рубрика «Знакомства». Лущенко (я решила, что это именно он) выделил для себя три варианта знакомства: «молодая русоволосая одинокая женщина», «стройная знойная одинокая брюнетка» и «эффектная длинноногая блондинка».
Все три дамочки набивались в подруги к «обеспеченным, без материальных и жилищных проблем джентльменам для интимных встреч на их территории».
Что же это, выходит, Лущенко не гнушался подобными связями? Интересно, встретился он с ними или нет? Может, только с двумя или одной? А может, успел пообщаться на своей «территории» со всеми тремя?
Я посмотрела, от какого числа газета. Двадцать первое июля. Почти месяц прошел с ее выхода. Ни адресов, ни телефонов женщин указано не было – только абонентские ящики. Так-так, а не была ли Клара одной из этих «умеющих создать подлинный уют и удовлетворить самые смелые фантазии»? То обстоятельство, что квартира Лущенко опустела, я имею сейчас в виду не хозяина, а мебель и ценные вещи, насторожило и не на шутку обеспокоило меня. Напрашивался вывод, что убийство на поляне имело своей целью ограбление… Вкупе с обнаруженными мной газетными объявлениями, старательно выделенными Лущенко, это наводило на мысль о преступном сговоре неких лиц, которые, возможно, действовали через газету: давалось объявление, потом происходила встреча-знакомство, устанавливались отношения, затем солидный джентльмен попадал в ловко расставленный сообщниками силок и…
Кряжимский, по его словам, с половины двенадцатого ждал меня в редакции, надеясь на то, что я появлюсь раньше назначенного времени. Он нервно покручивался в кресле, занимая место Марины, которая хлопотала у электрочайника.
– Оля, привет, как ты? – было первое, о чем он меня спросил, едва я переступила порог редакции и поздоровалась с ним.
– Нормально, а как вы?
– Все в ажуре, – натянуто улыбнулся он.
– А что так неискренне? – поддела его я, бросая сумку на стол и плюхаясь в кресло для посетителей.
По его вымученной улыбке я поняла, что он рад видеть меня, но чем-то обеспокоен.
– Да Мэрилин эта тут, Марина говорит, с утра телефон обрывает! – с досадой воскликнул он. – Я сам с ней за эти полчаса уже раз шесть беседовал, а ты знаешь, как не просто наладить с ней разумный диалог.
Кряжимский подмигнул мне.
– Неуемная дама, – посочувствовала я ему. – И чего же она добивалась? Мы ведь вчера ей все популярно объяснили. Марина, мне тоже плесни кофейку, – попросила я секретаршу, которая уже наливала в чашки кофе.
– Обязательно, – широко улыбнулась она.
– Ты как? – поинтересовалась я ее самочувствием.
– Все вроде обошлось, – сказала она, протягивая мне на блюдце чашку свежесмолотого дымящегося кофе.
– Да я уж тут рассказывал Марине, – усмехнулся Кряжимский. – Вы у нас – подруги по несчастью. Обеим вчера досталось, и главное…