Решающие войны в истории

В самом деле, если будущему историку придется выбирать один день как решающий для исхода мировой войны, он, возможно, выберет 2 августа 1914 года — еще до вступления Англии в войну, — когда господин Уинстон Черчилль в 1:25 отдал приказ о мобилизации Британского военно-морского флота. Этому флоту не будет суждено записать на свой счет новый Трафальгар, но он внесет в победу союзников больше, чем какой-либо другой фактор. Дело в том, что военно-морской флот был инструментом блокады, и как только туман войны рассеялся, в более четкой атмосфере нынешних послевоенных лет эта блокада обретает все большие и большие пропорции, все более явно превращаясь в решающее средство в этой борьбе. В этой связи уместно сравнение блокады с известными «смирительными рубашками», которые обычно надевались в американских тюрьмах на заключенных, не подчиняющихся тюремным правилам, и эта рубашка постепенно затягивалась так, что сперва стесняла движения заключенного, а потом душила его, и чем теснее в ней было находиться и чем дольше все это продолжалось, тем слабее становилась воля заключенного к сопротивлению и тем более деморализующим образом действовало это ощущение сдавливания.

Беспомощность провоцирует безнадежность, и история считает такую потерю надежды, а не потерю людской силы тем фактором, который решает исход войны. Ни один историк не станет недооценивать прямой результат влияния полуголодного состояния немецкого народа на финальное крушение «внутреннего фронта». Но, отодвинув в сторону вопрос, насколько способствовала военному поражению революция, неосязаемый, но всеохватывающий фактор блокады следует учитывать в каждой работе о военной ситуации.

Является установленным фактом, что потенциальная угроза, если, может быть, не эффект самой блокады, побудила немцев предпринять свою первую кампанию подводной войны в феврале 1915 года. Это не только дало Британии повод освободить себя от требований Лондонской декларации и затянуть узел блокады — объявив о своем праве перехватывать и досматривать все корабли, подозреваемые в перевозке товаров в Германию, — но торпедирование немцами «Лузитании» придало Соединенным Штатам важнейший, хотя и запоздалый импульс для вступления в войну, что помогло ослабить трения между Британией и Соединенными Штатами, вызванные этой ужесточающейся блокадой. Два года спустя экономическая напряженность, порожденная блокадой, побудила германское военное руководство разрешить возобновление «неограниченной» и интенсивной подводной войны. Зависимость Британии от поставок морем продовольственных товаров для снабжения своего населения и поддержания своих армий была слабым пунктом в ее обороне, а по природе более быстрый эффект подводной формы блокады придал силу аргументу, что это непрямое воздействие уровня большой стратегии нанесет смертельный удар. Хоть эти расчеты и нельзя назвать совершенно верными для всех случаев, Британия подошла критически близко к тому, чтоб доказать на себе их правильность. Потери в судах выросли с 500 тысяч тонн водоизмещения в феврале до 875 тысяч тонн в апреле, а когда контрмеры в сочетании с недостаточными ресурсами Германии в подводных лодках привели к ослаблению блокады, у Британии было продовольствия, достаточного для поддержания своего народа, лишь на шесть недель.