Читаем Решающий поединок полностью

А сейчас он стоит на расстоянии десяти шагов от меня. Переступает с ноги на ногу. В этом какое-то беспокойство. Наверное, он себя поругивает. Шутка ли, полуфинальный поединок все-таки. У парня напротив (то есть у меня) ноль штрафных. И поди теперь гадай: случайно так получилось или действительно что-то из себя он представляет?

Он месит эти мысли ногами, и его решительность тает неотвратимо. Ох, знал, бы он про тот озноб, что бил в те секунды меня. Видеть-то Ахметова я видел. Да толку что! Все равно что судить о человеке по фотографии.

Свисток арбитра. Сходимся. По мнению сидящих на трибунах, начинается какая-то ерунда. Фехтуем руками. Лютви старается вцепиться в кисти. Для него они опора. Тогда можно навязать мне и ближний бой. На разведку — полуобхваты, ложные атаки — уходит минута. Наконец Лютви поймал мои руки и на секунду расслабился. С сознанием выполненной программы-минимум он чуть выпрямился. Этого «чуть» оказалось достаточно. Подсечку провожу по наитию, не готовя. Ахметов, словно подкошенный, рухнул на ковер. Мигом оказываюсь возле него, но сбоку. Назад зайти не успеваю, потому что болгарин, опомнившись, рвется на четвереньках за ковер. Пытаюсь оседлать его, но не могу — он стремительно вываливается за ковер. Арбитр дает свисток. Стойка. А у меня в голове пульсирует: «Веду один балл… один балл веду».

— Саша, выигрываешь очко, — это голос Преображенского.

Ахметов огорошен. Чего не ожидал, того не ожидал. Иначе не стал бы менять стойку. Ведет борьбу на дистанции и на рожон не лезет. Изредка он ныряет, пытаясь дотянуться до моих ног, но, опережая его, я ухожу от опасности.

Центр ковра свободен, мы болтаемся около кромки. Для меня это выгодно: выигрышный балл вписан в мой лицевой счет. А вот он почему занял столь миролюбивую позицию?

Петушусь, наскакиваю на своего соперника, но только для вида, иначе мне вкатят предупреждение за пассивное ведение борьбы. Его-то от этой судейской акции охраняет авторитет, а мне арбитр может дать предупреждение в профилактических целях. Поэтому провожу серию ложных атак — создаю видимость борьбы. И потом любая из них в случае удачи тоже может быть доведена до конца. Но Лютви собран в комок.

Гонг. Перерыв.

Сергей Андреевич выскакивает на ковер, обтирает меня полотенцем.

— Действуй по-прежнему, ведешь, — говорит он.

— Вы что его так настраиваете? — Оглядываемся. Раскрасневшийся руководитель делегации протиснулся к ковру. — Выигрывать надо, а вы тут вдвоем показательную ничью устраиваете. Выигрывать надо!..

Свисток. Вновь делаем вид, что боремся не на жизнь, а на смерть, но от кромки ковра ни он, ни я стараемся не уходить. А вдруг Ахметов старается меня убаюкать, усыпить, как сделал это Дитрих с Дзарасовым на Римской олимпиаде?

Лютви пару раз «швунгует» так, что все мысли о его миролюбии тотчас же улетучиваются. Ничего. Выстаиваю. И раз так, то отвечаю серией подсечек. Гонг кладет нашим мучениям конец. С сознанием выполненного долга иду на середину ковра. Рефери берет обоих за руки, ждет, что скажет главная судейская коллегия.

Стою, предвкушая тот момент, когда победителем объявят меня. И вот рефери поднимает руку Ахметова… и мою тоже. Ни-чь-я.

Вот-те раз! А куда же делось то очко? Понуро ухожу с помоста. Ведь был, был результативный бросок. Ну и посыплются теперь упреки. Чувствую, что не выложился до конца.

Сергей Андреевич успокаивает меня.

— Случается в судейской практике и не такое. Впредь умнее будем. Ахметова знают все, его авторитет перетянул. Арбитр уверен, наверное, что такому неизвестному парню, как ты, он проиграть не мог.

Тренер обхаживает меня словно младенца, а я действительно готов разрыдаться у него на груди.

— Теперь вас трое: ты, Каплан и Ахметов. Слушай внимательнее… — Он говорит сбивчиво и горячо.

— Так мне же не положить Каплана чисто.

— Попробуй. Бронза тебе обеспечена. Значит, нужно рисковать.

— А может…

— Никаких может, — перебивает тренер. — Нечего искать запасной выход. Его нет. Если ты даже по баллам выиграешь у Каплана, — не быть тебе чемпионом. Ладно, теперь иди помогай Медведю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное