Решающий поединок

Меня можно упрекнуть в том, что, раскрывая перипетии нашего с ним поединка, я увлекся самовосхвалением: сплошная тактика, хитроумные обманные маневры. Наверное, точно увлекся и что-то перегнул. За секунду до начала этого поединка у меня не было уверенности не только в том, что я его мгновенно положу, но и в том, что сумею выиграть хотя бы балл. Практика к той поре научила меня одной премудрости — незапрограммированности. Построй я план поединка, у меня все пошло бы вкривь и вкось. Когда настроишься на что-то одно, а в процессе поединка перестраиваешься, то хорошего от этого не жди. Поэтому я предпочитал импровизацию и считаю хорошим борцом того, кто имеет (а это справедливо в отношении любого единоборства) именно эту черту характера. Но свой секретный прием я хранил про запас не случайно. И симулировал трусость так мастерски, что заставил соперника поверить в свою беспомощность. Все это и дало эффект. У каждого человека в жизни есть случай, который ему запоминается особо. Мне запомнилась именно эта сорокасекундная схватка с асом тяжелого веса.

Что было потом? Пьедестал почета. Гимн. Золотая медаль. Автографы. И было все, кроме радости. На нее не хватало сил: подошел к перекладине, хотел подтянуться — не смог.

Была еще своеобразная раздвоенность; казалось, чемпионом мира стал кто-то другой — я, но вроде бы и не я.

Вживался в новую роль натужно. Постепенно осознавал, что титул сильнейшего человека на планете по вольной борьбе принадлежит именно мне. Что завоеван он в честной борьбе.

Наутро наша команда построилась на лужайке. Мы передавали эстафету своим товарищам — борцам классического стиля. Наступил их черед. Нам, чемпионам — третьим в команде золотую медаль выиграл Али Алиев, — вручили красные гвоздики. С тех пор гвоздики стали моими любимыми цветами.

Днем под дверью нашей комнаты Медведь нашел записку: «Господин Петерсон приглашает русских борцов-чемпионов посетить его колхоз». Мы были заинтригованы: хотелось посмотреть, как выглядит «председатель» этого «колхоза». Всей командой мы отправились по указанному

адресу.

«Председатель колхоза» оказался сухощавым мужчиной средних лет. Его моложавая жена с тщательно уложенными волосами по-деловому распределила обязанности среди гостей: нам с Александром поручили жарить на мангале сосиски; Сергей Андреевич дегустировал напитки; Али Алиев, обнаружив за домом на лужайке бассейн, увел остальных туда. Солнце сочилось зноем, поэтому с общего согласия прием проходил в самом бассейне. Мы еле успевали снабжать страждущих горячими сосисками с булочкой. Большим спросом пользовалась любая охлажденная жидкость, крепостью не превосходящая пиво. Мы с Александром тоже наконец взяли свое. И в бассейне поняли, чего нам не хватало.

Мы уходили от Петерсонов шумной ватагой. Сергей Андреевич, неся под мышкой подаренный мяч для игры в американский футбол, не удержался от вопроса:

— А почему, мистер Петерсон, все это вы назвали колхозом?

Хозяин засмеялся.

— Это профессиональное у меня. Я заведую рекламой. На русских — вы заметили, наверное, — большой спрос. Гагарин и прочие… Утверждают, например, что вы похожи на нас. Надо было опередить конкурентов. Вот вы и клюнули на необычное — советская земельная артель в Америке… Видите, мы умеем привлечь внимание к своему товару. — И выйдя из калитки, уже нам вслед добавил: — Все будет о'кэй! Жду вас снова в гости.

Мы встретились с ним ровно через четыре года. Чемпионат мира вновь состоялся в Толидо. Вначале я с недоумением смотрел на тормошащего меня господина. Его скороговорку трудно было разобрать, тем более что я давненько не был в англоязычных странах и успел уже растерять тот незначительный запас слов, которым в былую пору сносно оперировал. Взаимопонимание помогла найти фотография: на ней был изображен бассейн и наша сборная команда. Мы рассматривали снимок и поясняли господину Петерсону, кто чем занят из тех, кого не было с нами на сей раз. И вновь посетили его гостеприимный дом. Только во второй раз семья встретила нас в измененном составе. Жена, в строгих очках, делавших ее похожей на директрису, представила нам своего сынишку — Ивана-Христиана. Тут уже не вытерпел я, вспомнив тот давнишний разговор у калитки в момент прощания.

— Нет, — улыбнулся хозяин. — Не ради рекламы. Мы очень хотели ребенка. И так уж совпало. Ждали долго, а родился спустя полгода после того приема. Решили назвать его русским именем.

На Днепре

От Северной Америки до Европы лететь часов восемь. Внизу, словно на фотоснимке, застыла голубая рябь океана. Прямо перед глазами — неподвижная синь неба. Лайнер, мчащийся с околозвуковой скоростью, словно застыл в этом бесконечном пространстве.

Мы с Сергеем Андреевичем сидим рядом. Изморенный неподвижностью, потягиваюсь с хрустом, прислушиваюсь к словам тренера:

— Никаких курортов. Поезжай лучше к себе на Украину. Ты мне все уши прожужжал о своем селе и его белых хатах. Да я и сам не прочь к тебе заглянуть на неделю.