Решающий шаг

Целыми днями я пропадал в порту, на железнодорожной станции, в автоколоннах, встречался с десятками людей, участвовал в совещаниях и активах, дома сидел за пишущей машинкой, так что на кухню заходил редко. И хотя кое-какой материал я почерпнул и там, но ни с кем из своих временных соседей особенно не сблизился, за исключением семьи Михайловых; дверь их комнаты приходилась как раз напротив моей.

Знакомство состоялось вечером, сразу же после моего переселения. Лежа на кровати, я в очередной раз наслаждался рассказами Андрея Платонова — томик его прозы я преданно вожу с собой в качестве противоядия, боюсь окончательно погрязнуть в газетных штампах. В дверь постучали, и, едва дождавшись моего «Войдите!», через порог шагнула молодая женщина не очень высокого роста, в ярком цветастом платье; будь ее бедра менее массивными, ее можно было бы без всяких скидок назвать стройной.

Стояла поздняя весна, скорее начало лета, лампочка не горела, но было еще достаточно светло, как повсюду на севере, и я прекрасно разглядел лихое выражение ее румяного лица, вздернутые стрелки подведенных бровей и требовательное сияние фиалковых, как у Клеопатры, глаз.

— Здравствуйте, — сказала женщина, пока я поднимался со своего колченогого ложа. — Я — Валя Михайлова.

Она протянула мне руку, я растерянно пожал ее.

— Мы с вами соседи, — продолжала вошедшая, ничуть не смущаясь. — У нас гости нынче, день рождения мужа, и мы вас приглашаем. Чего сычом-то сидеть?

Я стал отнекиваться, ссылался на срочную работу, хотя она прекрасно видела, что я просто валялся на кровати, но очень скоро понял, что сопротивление в данном случае не только бесполезно, но и бессмысленно; и трех минут не прошло, как я был взят на абордаж и сдался на милость победителя.

— Мы скоро за стол садимся… — Валя Михайлова в последний раз сверкнула очами и вышла.

Я привел себя в порядок, вытащил из чемодана заветную бутылочку — ее я тоже всегда беру с собой, но не как противоядие уже, а так, на всякий случай — и пересек коридор.

Удивительная все-таки штука, русское гостеприимство! Ты попадаешь в дом случайно, словно с неба свалился, ни с кем из присутствующих ты не знаком, но хозяева ни словом, ни взглядом не дадут тебе ощутить этого. Тебя не станут угощать особо, как пришельца, это было бы нарочитостью, органически не свойственной людям, простым в обращении; для них нарочитость — признак дурного тона, способного не взрастить радость беседы, а разрушить ее. Говорить с тобой будут так, словно вы еще в детстве играли вместе в песочек. Без дополнительных объяснений и «вводных», тебе сообщат о последних событиях в семье и на работе, о том, как учатся дети, об их каверзах и достижениях, а также о разных смешных или печальных случаях, приключившихся с Игорем Игоревичем и Ольгой Олеговной. Кто это? Родственники? Знакомые? Ты и слыхом о них не слыхал, но тут же успеваешь полюбить их заочно…

В какой другой стране можно почувствовать себя так непринужденно среди людей, о существовании которых ты час назад не имел ни малейшего представления?

Я не раскаялся в том, что принял приглашение Михайловых, и сам как будто не ударил в грязь лицом и произвел на собравшуюся у них в тот вечер компанию моряков и их подруг благоприятное впечатление.

Во всяком случае, я стал для соседей своим. Виталий Георгиевич Михайлов, старший механик на спасателе «Гордый», в те редкие дни, когда оставался дома, старался уделить мне как можно больше внимания. Он свез меня на свой корабль, морской буксир с могучей грудью быка, познакомил с товарищами, а однажды устроил для всех нас веселую морскую прогулку. Младшие Михайловы, Сашенька и Мишенька, вернувшись из детского сада, возымели обыкновение забегать ко мне, надеясь полакомиться чем-нибудь — и я старался их не разочаровывать. Что же касается Валентины Трофимовны, которую весь наш коридор так и звал Валей, то она, покончив с хозяйственными хлопотами и уложив мальчиков, была не прочь во время очередной отлучки мужа скоротать у меня вечерок за вязаньем и чашкой крепкого чая.

Кстати, чай она заваривала отменно, а по этому признаку можно безошибочно определить — какова хозяйка.

Подозреваю, что вначале Вале было попросту лестно поболтать со столичным журналистом — только поэтому, вероятно, она и пригласила меня к себе в тот первый вечер; постепенно она вошла во вкус и стала относиться ко мне как к доброму знакомому и своему подопечному отчасти. Несмотря на то, что я был значительно старше Вали, в ее обращении ко мне проскальзывали иронические, снисходительные нотки — ведь я, случалось, не сразу понимал вещи, казавшиеся ей очевидными.

Но я не обижался, о нет! Честно говоря, я не очень-то люблю, когда меня отрывают от работы, — немаловажная причина того, что я до сих пор хожу в холостяках. Но ради Вали я охотно отставлял в сторону машинку — так хорошо, так просто и весело мне с ней было.