Шагающие, как у лунохода, колеса, беспрепятственно проходящие сквозь пески, уминали красноватую землю Африки. Днем, в ярких лучах солнца, это однообразно плоская унылая равнина, где попадаются иногда низкие колючие кусты да ямы. Ночью луна преображала пустыню: блестели вершины песчаных холмов, тянулась впереди колонны серебристая дорожка – ночная пустыня была похожа на притихшее море. Мягкая безветренная лунная ночь – награда после раскаленного дня, когда даже павиана может хватить солнечный удар после горячего, иссушающего кожу ветра и обманных миражей воды. Ночью над африканской пустыней висят близкие, почти ручные звезды.
Сверху караван похож на огромную, извивающуюся между холмами змею. Командир двадцать шестого отряда Пенн повис на воздушной машине в конце колонны, где движутся цистерны с водой, холодильники с молоком, фургоны с прессованным сеном. «Мой Ноев ковчег» – называет Пенн свою колонну. На открытых платформах вездеходов покачиваются слоны, носороги, гиппопотамы. Автокранами торчат над кабинами жирафы, в других машинах – зебры, антилопы, страусы. Львы в вездеходе с решетками – скорее по традиции, чем из-за необходимой предосторожности. Пятьдесят с лишним животных, добытых для зоопарка «Мир животных», – все спокойные, будто ручные. Обычные трофеи «сонных стрелков».
Пенн, командир стрелков, или, как его зовут следопыты за выдающийся рост, Пенн-долговяз, долгое время работал «белым охотником», унаследовав редкую профессию от отца и деда. Он умел делать все, что входит в обязанности охотника, – выслеживать зверя, разбивать лагерь, готовить обед, проявлять фото– и кинопленку, водить машину, управлять самолетом и, разумеется, стрелять безошибочно. Правда, с тех пор как охота на животных была запрещена для всех, стрелять Пенну приходилось крайне редко.
За последние годы «белый охотник» убил одного слона, который, услышав жужжание кинокамеры, прижал уши, свернул кольцом хобот и с такой яростью бросился на открытую машину, что смял бы ее, как пустую жестянку, не останови нападающего пуля в лоб из тяжелого нарезного ружья. Слон рухнул на колени возле самых колес. Хладнокровный турист из Европы, до последнего метра снимавший нападение слона, спас Пенна от тюрьмы: эффектная кинопленка подтвердила грозившую людям опасность. Кроме того, турист, назвавшийся профессором фон Кругом, предложил охотнику новую работу. Пенн-долговяз стал «сонным стрелком».
«Сонные стрелки» охотились на самых редких зверей, причем выбирали лучшие экземпляры. Они носили с собой мощные ружья и презирали охоту с автомобилей, когда привыкшие к технике звери подпускают человека на несколько шагов; уходили в заросли, выслеживали там жертву, нажимали спусковой курок. В этой охоте все было так, как и десятки лет назад, – азарт и осторожность охотника, хитрость зверя, странная тишина перед решающим моментом и мгновенность нападения, – почти все правдоподобно. Зверь падал не мертвым: его мгновенно усыпляла сонная пуля.
И хотя Пенн, став уже командиром стрелков, называл свою работу «врачебной охотой», он отлично помнил, что родился в другое время, чем его дед и даже отец, которые охотились по-настоящему. Когда не в кого стрелять разрывной пулей, «врачебная охота» – лучшее занятие для таких азартных, сильных, жаждущих погони за зверем парней, как он сам. Сейчас «сонные стрелки» отдыхали, переживая во сне, быть может, еще раз свои приключения; спали все, кроме тех, кто вел машины вместе с проводниками.
Пустив аэромобиль на малую скорость, командир с удовлетворением поглядывал на свой «Ноев ковчег». Пятьдесят голов – гордость любого охотника. Добыть пятьдесят голов, когда почти вся саванна превращена в поля и пастбища, когда звери скрылись в колючих зарослях, – значит, месяц бродить с пересохшим от жажды ртом по пустыне. Месяц адской работы! Там, на платформе, были и его, Пенна, «охотничьи» рекорды: носорог с мощным рогом и лев с редкой черной гривой. Лев выскочил из травы в пяти шагах от Пенна и, остановленный выстрелом, свалился тяжелым мешком, чуть не царапнув его по плечу; носорог, которого охотник выслеживал больше недели и встретил на узкой тропе, со свойственным ему яростным упрямством не пожелал уступить Пенну дорогу…
Была и вторая программа, о которой командир «Двадцать шесть» докладывал фон Кругу. Цель ее профессор не объяснил даже Пенну, но для стрелков она представляла особый интерес – состязание в меткости. Надо было попасть особой радиопулей в определенное место головы или тела. Зебры и страусы, антилопы и жирафы, помеченные радиопулей, убегали галопом. Более агрессивные мишени, если они обнаруживали охотника с бесшумным ружьем и нападали на него, получали вдобавок «сонную» пулю. Такую жертву не трогали: через несколько часов зверь просыпался, вставал на ноги.