И все несчастные – свиньи, как писал цитируемый ученый...
– Русский философ Лев Шестов (1886–1938), «Апофеоз беспочвенности» (1905): «Магазин «Свет», или Сумерки богов
В этот век сплошной грамотности каждый пишущий хочет сочинить что-нибудь вполне связное и даже с какой-нибудь идеей. Не стану врать: сдавал бутылки в Третьем микрорайоне, приняли сорок штук, дали восемь рублей, шел задумавшись, обнаружил на почве рукопись. Вещица очевидно слабая, сумбурная, подражательная. В ней прослеживаются самые разнообразные влияния, и каждый читающий, в силу отпущенной ему эрудиции, сам может вычислить этот ряд блестящих имен.
И все же лично мне гипотетический автор рукописи интересен тем, что, по-видимому, является человеком, действительно потерявшим какие-либо ориентиры. Он не знает, что пишет, пишет кому, куда, зачем, отчего и о чем. Согласитесь, что в упомянутый век тенденции это – немаловажное достоинство, хотя бы и в отрицательном смысле. Персонаж Телелясов, намеченный автором к исполнению, совершенно никто и никакой. Что-то вспоминает, кого-то клянет, на что-то намекает. Весь текст настолько нелеп, малопонятен и неудобоварим, что всем нам должно быть радостно и покойно, как радостно и покойно мне в моем нынешнем состоянии.
Только это и побудило меня принять участие в рукописи, за мысли и фразы которой я, естественно, не несу никакой ответственности, и если кто сочтет ее некрасивой, то я не возражаю.
Магазин «Свет», или Сумерки богов
М е с т о д е й с т в и я. Окрестности магазина «Свет» на изгибе той московской улицы, где стоит бар «Севан».
С ю ж е т. Телелясов приехал в эти окрестности покупать лампочку, чтобы в доме горела зеленая лампа. Вышел из метро, прошелся, глазея и воображая различные картины, зашел в магазин, купил лампочку, возвратился назад, под землю, в метро. Умер? Реанимация? Жив?
С п о с о б. Кусочки, плавающие в мути медитации. Скрупулезные, почти фото, описания персон, предметов.
Ф и н а л. Вспыхнул яркий свет в конце тоннеля. Лампочка. Бежали. Столпились. Лица. И наконец ему стало ХО-РО-ШО.
Никто не любит. Жена назвала «дураком», «кретином», «сволочью», «толстокожей гадиной»... Нет, сволочью не называла и гадиной тоже, а назвала сначала просто свиньей, а потом «свиньей толстокожей, которая валяется на диване». И это жена, родной человек, а как бы могли другие при столь близких отношениях?.. Что же тогда говорить о других?.. Как и кого осуждать?.. Что другие думают?.. Хвалят, клянутся, что любят, а думают, поди, то же самое, что и жена. О господи! Раскинул – почищу картошечки, то-то жена будет рада. Так все и получилось. Жена сначала была рада, а потом назвала свиньей, потому что сильно из-за чего-то рассердилась, о чем никто не помнит. А как скушал «свинью», тут же вспомнил про елку, что стояла на улице в конце января. Была та елка совершенно жалкая и совершенно милая. Лысая елка, весьма достойно проживающая в грязном сугробе. А дома – елочные иголки везде: на полу, в коридоре, близ двери. Гляди на елку – здесь нет ощущения беды и смерти, здесь философия и достоинство. Год начался, и месяц прошел – снова впрягайся в лямку, снова живи и не трусь. Пойми, тут нет выхода, с этим ничего не поделаешь – живи, пока можно, смерть придет без разрешения...
И философский вопрос с дивана: да разве ж я кого обидел? Разве ж я украл? У кого-нибудь чего-нибудь?
Разве ж мои поступки привели кого-нибудь к гремучему состоянию злобы? Нет и никогда! Просто – русский. Немного выпил, но разве это считается преступлением в моей стране? За что же я так покаран? Или уж воля моя и ум мой стали столь ничтожны, что могут быть попираемы походя? Маленькая белая собачка и та свободно бегает по поверхности Державы, и только лишь один я грущу средь веселых сородичей в сей зимний час, не зная, зачем вообще все это случилось. О люди, люди! Ведь я и взаправду удаляюсь, страшась вашей жизни. А в особенности я боюсь – знаете кого?.. А ну догадайтесь! Ага, не догадались, а я вам возьму да и не скажу... Потому что и сам этого не знаю...