Рэт Скэбис и Святой Грааль

Именно от Скэбиса я впервые узнал о так называемой тайне Ренн-ле-Шато. Если вы интересуетесь эзотерикой и регулярно читаете «Fortean Times», вы, наверное, знаете эту загадочную историю, связанную с маленькой французской деревушкой у подножия Пиренеев. Но если вы, как и я, человек приземленный и не верите в тайные общества, оккультный мистицизм и сверхъестественные явления – я имею в виду, не верите по-настоящему, – тогда название Ренн-ле-Шато вряд ли вам что-нибудь скажет.

В первый раз, когда Скэбис завел разговор о Ренн-ле-Шато, я списал все на действие травы (дело было уже под вечер, мы с Рэтом сидели на дощатой веранде у него за домом и накурились уже изрядно), я только не понял, кто именно переборщил с веселящим зельем: он или я. Как бы там ни было, в ту ночь мне снились бредовые сны. Я привык к необычным снам, но видения, которые посетили меня в ту ночь, были гораздо абсурднее и беспокойнее, чем обычно.

После двух суток полного воздержания от дурманящей зелени я попросил Скэбиса рассказать мне ту давешнюю историю еще раз. Лучше бы я этого не делал. Потому что во второй раз история стала еще более невразумительной и странной. Чем больше Скэбис рассказывал, тем меньше я понимал. Собственно, это и неудивительно. Список действующих лиц включал (в произвольном порядке): Иисуса Христа, Марию Магдалину, Леонардо да Винчи, Исаака Ньютона, Клода Дебюсси, Жана Кокто, двух художников семнадцатого столетия Никола Пуссена и Давида Теньера и оперную примадонну Эмму Кальве, жившую в девятнадцатом веке. Плюс к тому многочисленных Пап, разнообразных рыцарей, нескольких личностей из высшего нацистского руководства, древних римлян, вестготов, тамплиеров, масонов, еретиков из средневековой секты катаров и человека, написавшего сценарии к нескольким сериям фантастического сериала «Доктор Кто», шедшего на Би-би-си. Похоже на бред сумасшедшего, правда? Потому что оно и есть бред сумасшедшего. И особенно если принять во внимание, как Скэбис все это рассказывал.

Когда я в тот вечер добрался до дома, у меня в голове была полная каша. Как будто мне в голову вместо мозгов засыпали пачку манной крупы. Как будто я снова услышал впервые в жизни те первоначальные три секунды «New Rose».

В течение нескольких следующих месяцев Рэт и миссис Скэбис (запредельно очаровательная Вив, неизменно обутая в «Доктора Мартинса») периодически упоминали в разговорах Ренн-ле-Шато, причем всегда так, как будто я знаю, о чем идет речь. У меня было какое-то смутное представление, но действительно смутное и только какое-то. Все осложнялось еще и тем, что Скэбис, когда говорил, имел привычку перескакивать с темы на тему, никак не связанную с предыдущей, и без всякого перехода – талант, надо сказать, замечательный, и я всегда полагал, что это связано с его профессией ударника: человек с нормальными устойчивыми мозгами просто не сможет выдать четыре совсем разные вещи двумя руками и двумя ногами одновременно. Так что, когда разговор заходил о Ренн-ле-Шато, я всякий раз улыбался, и кивал якобы с пониманием, и вставлял многозначительные «ага» – вплоть до окончания Скэбисова монолога о тайных обществах, зашифрованных документах и бог его знает чего еще.

У нас было чем озаботиться и помимо эзотерических изысканий. Скажем, волнистыми попугайчиками, которые появились у нас в округе одним погожим весенним утром и, похоже, решили остаться. Так мы сосуществуем бок о бок уже несколько лет. Однажды я насчитал у себя в саду семнадцать попугайчиков зараз. Они особенно активны в жаркие ясные дни: летают стайками по полдюжины птичек и верещат как сумасшедшие. Кто-то из завсегдатаев «Грифона», нашего местного паба высказал мнение, что они улетели из Кью-Гарденз во время бури 1987-го, пожили какое-то время в соседнем Чизвике а теперь поселились у нас, в Западном Лондоне, но нам со Скэбисом нравится думать, что это потомство пары попугайчиков которые жили в квартире у Джимми Хендрикса, когда он обитал в Ноттинг-Хилле в шестидесятых годах. Как бы там ни было, попугайчики радуют нас безмерно. Единственное неудобство: они загадили всю округу. Но так уж распорядилась природа, и тут уже ничего не попишешь.