Рец де, кардинал. Мемуары

Первый президент и президент де Мем, которые в сговоре с другими депутатами утаили письменный ответ Королевы 156

, чтобы не озлобить умы содержавшимися в нем выражениями, по их мнению излишне резкими, превозносили как могли любезность, выказанную Ее Величеством в беседе с ними. Вслед за тем начались прения, и после некоторых несогласий в вопросе о том, большими или меньшими полномочиями наделить депутатов, решено было дать им полномочия неограниченные, согласиться прибыть для совещания в то место, какое угодно будет назначить самой Королеве, депутатами избрать двух президентов и двух советников Большой палаты, по одному советнику от каждой Апелляционной палаты, одного от Палаты по приему прошений, одного докладчика, одного или двух военачальников, двух депутатов от каждой из прочих верховных палат и купеческого старшину; уведомить о том герцога де Лонгвиля и депутатов от парламентов Руана и Экса, и завтра же послать магистратов от короны просить, чтобы согласно данному Королевой обещанию открыты были подъезды к городу. Президент де Мем, удивленный, что решение Парламента не встретило противодействия ни со стороны военачальников, ни с моей, сказал Первому президенту, а президент де Бельевр, уверявший меня, будто услышал его слова, передал их мне: «Что-то все они слишком сговорчивы: боюсь, эта мнимая кротость не доведет до добра».

По-моему, он встревожился еще более, когда, услышав, как вошедшие судебные приставы сообщили, что народ грозит расправиться со всеми, кто согласится вести переговоры, прежде чем Мазарини будет изгнан из пределов королевства, мы с Бофором тотчас покинули Большую палату; мы, однако, приказали удалить смутьянов из зала, и члены Парламента могли разойтись по домам, не подвергаясь никакой опасности и даже без всякого шума. Я и сам был чрезвычайно удивлен той легкостью, с какой мы этого добились. Это придало Парламенту смелости, которая едва его не погубила. Вы убедитесь в этом из дальнейшего.

Второго марта сын Первого президента, Шамплатрё, по поручению отца своего, который был не совсем здоров, доставил в Парламент письма — одно от герцога Орлеанского, другое от принца де Конде: оба выражали в них свое удовольствие шагом, сделанным Парламентом, однако решительно утверждали, будто Королева никогда не давала обещания открыть подъезды к городу. Не могу описать вам гнев и возмущение, охватившие при этом известии всю верховную палату и каждого из ее членов. Даже Первый президент, сообщивший его собранию, был уязвлен до крайности. Он с большим раздражением признался в этом президенту де Немону, [157] которого Парламент послал к нему, прося еще раз написать принцам. Магистратам от короны, которые утром выехали в Сен-Жермен для выправки нужных депутатам бумаг, поручили объявить двору, что не может быть и речи ни о каком совещании, пока не будет исполнено слово, данное Первому президенту. Покаюсь вам, что, хотя мне было слишком хорошо известно, с какою силою Парламент влечется к миру, я все же в простоте душевной поверил, будто подобное нарушение хоть сколько-нибудь сдержит это безоглядное стремление. Я решил, улучив подходящую минуту, убедить Парламент предпринять шаги, какие хотя бы показали двору, что пыл магистратов не угас совершенно. Я встал со своего места будто бы для того, чтобы погреться у камина, и попросил Пеллетье, брата известного вам Ла Уссе, от моего имени передать почтенному Брусселю, чтобы тот, поскольку поведение двора свидетельствует о том, что ему нельзя давать веры, предложил по-прежнему вербовать солдат и объявить еще новые наборы. Предложение Брусселя встречено было рукоплесканиями. Распорядиться рекрутами просили принца де Конти и даже назначили шестерых советников ему в помощь.

На другой день — это было 3 марта — огонь еще пламенел. Все наперебой предлагали средства ко взиманию налогов, которых никто более не желал платить в надежде, что совещание увенчается миром и он разом все их упразднит. Герцог де Бофор в согласии с герцогом Буйонским, маршалом де Ла Мотом и мною воспользовался этой минутой, чтобы подстрекнуть Парламент; присущим ему слогом разбранив двор за нарушение соглашения, он взялся от своего имени и от имени своих сотоварищей в две недели очистить подъезды к городу, если Парламенту угодно будет принять твердое решение — не обольщаться более лживыми посулами: они только сдерживают брожение в стране, которая, не смущай ее слухи о переговорах и совещаниях, давно уже вся целиком оказалась бы на стороне столицы. Впечатление, произведенное этими немногими словами, нагроможденными без всякого склада, невозможно описать. Никто не усомнился бы в том, что переговоры тотчас будут прерваны. Однако минуту спустя все переменилось.