Читаем Рец де, кардинал. Мемуары полностью

Говорили, будто г-н де Ларошфуко уже давно ведет переговоры с двором, и я верю этому, потому что задолго до того, как Дамвилье, превосходная крепость на границе Шампани, была отдана принцу де Конти, который доверил ее г-ну де Ларошфуко, об этом ходили настойчивые слухи, едва ли бывшие пророчеством. Но поскольку на разглагольствования Мазарини положиться было нельзя, Ларошфуко счел, что легче будет вырвать у него твердое обещание насчет Дамвилье, или, может быть, подтверждение обещанного, если вновь придать весу особе принца де Конти, чему принц де Конде отнюдь не способствовал — все знали, сколь глубоко Принц презирает брата 201

, да и поступки его показывали: примирение их далеко не искреннее. По этой причине принц де Конти желал, хотя бы по наружности, вновь стать во главе Фронды, от которой он довольно сильно отдалился в первые дни мира, и даже в последние дни войны, как из-за насмешек, которых не умел избежать, так из-за своего сближения с двором, которое, вопреки здравому смыслу, было не столько истинным, сколько наружным. Г-н де Ларошфуко, полагаю я, вообразил, будто холодность в отношениях с Фрондой легче всего преодолеть, устроив примирение со мной, которое к тому же наделает шуму, а стало быть, обеспокоит двор, а это было бы ему на руку. Впоследствии я раза два просил его рассказать мне правду об этой интриге, подробности которой он запамятовал. Он только сказал в общих словах, что в их кругу убеждены были, будто я старался повредить герцогине де Лонгвиль, раскрыв глаза на его с нею связь ее супругу. Вот уж на что я во всю мою жизнь не был способен, и мне не верится, что вспышка принца де Конти вызвана была подобным подозрением, ибо стоило мне через Лега выразить ему мою преданность, как я принят был с распростертыми объятиями; однако, едва герцогиня заметила, что я в уклончивых выражениях отвечаю на ее слова о ее друзьях, она вновь сделалась холодна, и холодность эта в короткое время превратилась в ненависть. Понимая, что я по справедливости ничем не заслужил гнева принца де Конти, и догадываясь, что гнев этот притворен и всего лишь предлог для последующего примирения, которое должно послужить своекорыстным целям, я и вправду остался холоден, и даже более, чем следовало, к словам герцогини насчет ее друзей. Она все поняла; эта обида в соединении с прежней, о которой я уже упоминал и причины которой до сих пор мне неизвестны, привела к следствиям, которые должны были бы научить и ту и другую сторону, что в важных делах не бывает поступков маловажных.

Кардинал Мазарини, у которого не было недостатка в уме, но которому весьма недоставало благородства, едва мир был заключен, стал думать лишь о том, как бы ему, с позволения сказать, развязаться с принцем де Конде, в буквальном смысле слова спасшим его от петли; одним из первых планов Кардинала было вступить в союз с семьей Вандомов, чьи интересы уже в самом начале Регентства два или три раза оказались противными Отелю Конде 202

.

С этой же целью Кардинал усердно старался привлечь к себе аббата Ла Ривьера и даже имел неосторожность дать понять принцу де Конде, [221]

что вселил в аббата надежду на кардинальскую шапку, уже обещанную принцу де Конти.

Когда несколько льежских каноников обратили свои взгляды на того же принца де Конти, проча ему епископство Льежское, Кардинал, который стремился доказать Ла Ривьеру желание свое отвратить принца от духовного сана, объявил, что это невозможно, ибо Франции невыгодно ссориться с Баварским домом, по праву и открыто притязавшим на это епископство 203

.

Опускаю бесчисленное множество обстоятельств, которые свидетельствовали принцу де Конде неблагодарность и недоверие к нему Кардинала. Он был слишком пылок и слишком еще молод, чтобы постараться умерить это недоверие; наоборот, он его еще усугубил, покровительствуя Шавиньи, которого люто ненавидел Мазарини, а Принц потребовал и добился для него разрешения вернуться в Париж; хлопоча об интересах герцога Буйонского, который после заключения мира стал усердным приверженцем Принца; и, наконец, оказывая со своей стороны благоволение Ла Ривьеру, не оставшееся в тайне. С теми, в чьих руках королевская власть, шутить опасно. Каковы бы ни были их недостатки, люди эти никогда не бывают слабы настолько, чтобы не стоило постараться либо ублаготворить их, либо уничтожить. Врагу не должно ими пренебрегать, ибо только этому сорту людей иногда выгодно быть пренебрегаемыми.

Вражда, которая, раз начавшись, всегда неотвратимо зреет далее, привела к тому, что принц де Конде, вопреки своему обыкновению, не спешил принять в новой кампании начальство над армией. Испанцы захватили Сен-Венан и Ипр, а Кардинал вздумал отбить у них Камбре. Принц де Конде, находивший затею эту неисполнимой, не пожелал за нее взяться. Он предоставил сделать это графу д'Аркуру, который потерпел неудачу, а сам выехал в Бургундию, когда Король отправился в Компьень воодушевить войска, осаждающие Камбре.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес