Рец де, кардинал. Мемуары

Надо ли вам говорить, сколь мало умиротворило Парламент подобное признание. Лица собравшихся загорелись гневом; гнев этот выразился в криках еще более, нежели во взглядах. Первый президент, который не боялся шума, привычным движением сгреб в горсть свою длинную бороду, как делал всегда, когда сердился: «Спокойно, господа! Будемте соблюдать порядок. Господин де Бофор, господин коадъютор и господин де Бруссель, вам предъявлено обвинение, покиньте ваши места». Мы с герцогом де Бофором хотели уже выйти, но Бруссель удержал нас со словами: «Ни вы, ни я, господа, не должны удаляться из зала, пока нам этого не прикажет Парламент, тем более что, если мы удалимся, Первый президент, которого принадлежность противной стороне всем известна, должен последовать за нами». — «И принц де Конде», — добавил я. Тот, услышав свое имя, отозвался известным вам надменным тоном, однако же с насмешкою: «Мне удалиться? Мне?» На что я ответил ему: «Да, Ваше Высочество, перед правосудием все равны». — «Нет, Ваше Высочество, — вмешался президент де Мем, — вы не должны удаляться, разве что таково будет решение Парламента. Если господин коадъютор желает, чтобы вы покинули собрание, он должен подать о том прошение. Сам он — дело другое, он обвинен, ему положено выйти; но поскольку он этому противится, соберем голоса». Столь велико было негодование, вызванное предъявленным нам обвинением и подставными свидетелями, что более восьмидесяти голосов потребовали, чтобы мы остались на своих местах, хотя это было против всех правил судопроизводства. Наконец большинством голосов все же постановлено было, чтобы мы вышли, однако большая часть ораторов превозносила нас, хулила первого министра и кляла выданные свидетелям грамоты. [245]

Мы расставили своих людей в закрытых ложах, и они сообщали в зал, что происходит в заседании, а наши люди в зале передавали известия на улицу. Кюре и самые верные их прихожане тоже не теряли времени даром. Со всех сторон к Дворцу Правосудия стекались толпы народа. Мы вошли туда в семь часов утра, а вышли только в пять часов вечера. За десять часов можно собрать многих. В Большом зале, на галерее, на лестнице, во дворе некуда было ступить. Только мы с герцогом де Бофором ступали уверенно — перед нами расступались все. Никто не оскорбил непочтительностью герцога Орлеанского и принца де Конде, и все же им не оказали подобающего почтения, ибо в их присутствии бесчисленное множество голосов восклицало: «Да здравствует Бофор! Да здравствует коадъютор!»

Таким образом мы покинули Дворец Правосудия и в шесть часов вечера явились обедать ко мне, в архиепископский дворец, куда из-за густой толпы нам с трудом удалось протиснуться. В одиннадцать вечера нас уведомили, что в Пале-Рояле решили назавтра не собирать ассамблеи палат; президент де Бельевр, которому мы об этом сообщили, посоветовал нам в семь часов явиться во Дворец Правосудия и потребовать ассамблеи. Так мы и поступили.

Господин де Бофор объявил Первому президенту, что монархии и королевскому дому угрожает опасность, дорога каждая минута и виновных следует примерно наказать. Словом, он повторил все то, что накануне говорил сам Первый президент, только более напыщенно и с большим жаром. Под конец он потребовал не теряя времени собрать ассамблею палат. Почтенный Бруссель перешел на личности и, осыпая Первого президента упреками, несколько даже увлекся. Вслед за тем восемь или десять советников Апелляционных палат явились в Большую палату выразить недоумение — как это, мол, обнаружив столь злодейский заговор, Парламент сидит сложа руки, не делая попытки покарать виновных. Генеральные адвокаты Биньон и Талон успели искусно разгорячить умы, объявив, что не участвовали в составлении обвинения и находят его смешным. Первый президент с величайшею сдержанностью отвечал на самые колкие выпады и сносил их с неописанным терпением, справедливо полагая, что мы будем весьма довольны, если принудим его к такому ответу, который даст нам повод и основание отвести его свидетельство.