Рец де, кардинал. Мемуары

Судите сами, какое волнение должен был произвести в Парламенте ответ, столь мало согласный с торжественными заверениями, подтвержденными Королевой. Герцог Орлеанский не утишил страстей, сообщив, что Король прислал к нему Рювиньи, дабы повторить ему те же слова и приказать разослать по гарнизонам личные войска Месьё. Возбуждение еще более подстрекнули постановления парламентов Тулузы и Руана против Мазарини — их нарочно огласили в эту минуту, так же как и письмо парламента Бретани, который просил парижский Парламент помочь ему [451]

в борьбе с бесчинствами маршала де Ла Мейере 446

. Г-н Талон в своей речи гневно, едва ли не яростно, заклеймил Кардинала, горячо поддержав парламент Ренна против маршала Ла Мейере, но в заключение предложил сделать Королю представления насчет возвращения Кардинала и нарядить следствие о беззакониях, чинимых войсками маршала д'Окенкура. Пламя изошло словами; пробил полдень, и прения отложены были на завтра, то есть на 25 января. Они привели к постановлению, сообразному с предложениями Талона, которые я вам только что изложил; к ним присовокупили лишь, да и то чтобы досадить маршалу де Ла Мейере, пункт, гласивший, что Парламент не примет в лоно корпорации ни одного герцога, пэра или маршала Франции до тех пор, пока Кардинал не будет изгнан из пределов страны.

В этом заседании по воле случая произошло то, чему большинство приписало тайный умысел. Когда маршал д'Этамп, выступая в прениях, без всякой задней мысли сказал, что Парламенту должно объединиться с Месьё, дабы прогнать общего врага, некоторые советники поддержали оратора, не усмотрев в его словах никакой подоплеки; другие стали ему возражать из духа противоречия, пробуждающегося порой, как я вам уже говорил, в подобных корпорациях, если им мерещится некое подобие сговора. Президент де Новион, совершенно примирившийся с двором, ловко воспользовался этим обстоятельством, чтобы послужить своей партии; верно рассудив, что особа маршала д'Этампа, состоявшего на службе у Месьё, дает повод утверждать, будто бы в словах, сказанных наобум, таится хитрость, он вместе с президентом де Мемом придрался к выражению «объединиться», усмотрев в нем преступный план. Новион красноречиво описал, какое оскорбление наносят Парламенту те, кто подозревает его в готовности вступить в сговор, долженствующий непременно разжечь гражданскую войну. И тут воображением всех овладела пылкая любовь к королевской власти; голоса, возражавшие против предложения бедного маршала д'Этампа, поднялись до крика, и оно было отвергнуто с такой яростью, словно за последние шесть недель десятка три советников не высказывали подобного же мнения раз пятьдесят с лишком, словно Парламент на всех своих заседаниях не благодарил Месьё за то, что он препятствует возвращению Кардинала, наконец, словно магистраты от короны в двух или трех своих речах не предлагали просить Месьё приказать его войскам выступить ради этой цели. Приходится повторять то, что мне уже случалось говорить не раз: корпорации — самый худший род черни.

Герцог Орлеанский, присутствовавший при этой сцене, был ею раздавлен; это-то и заставило его решиться присоединить свои войска к войскам принца де Конде 447

. Он уже давно сулил это Принцу, ибо, во-первых, у него не хватало духу ему отказать, а во-вторых, его всеми силами склонял к этому г-н де Бофор, преследовавший свою выгоду, ибо командовать войсками должен был он; вечером того самого дня, когда разыгралась описанная нелепая комедия, Месьё признался мне, что ему трудно было решиться на этот шаг, но на Парламент, мол, надежда плоха, он погубит себя и всех, кто [452] с ним заодно, и надо выручать принца де Конде; еще немного, и Месьё предложил бы мне примириться с Принцем. До этого, однако, дело не дошло, потому ли, что Месьё вспомнил о моих обязательствах, которые были ему известны, или потому, что страх попасть в зависимость от принца де Конде, как показалось мне, пересилил в нем страх, внушенный неприличным поведением Парламента. Вы увидите далее, к чему все это привело, но прежде я расскажу вам, что в это время происходило при дворе.

Мне помнится, я уже говорил, что г-н де Шатонёф решил наконец откровенно объясниться с Королевой и напрямик воспротивился возвращению министра; сделал он это, на мой взгляд, без всякой надежды на успех, имея в виду лишь поставить себе в заслугу в общем мнении свою отставку, неотвратимость которой он предвидел, и желая внушить, хотя бы народу, что она есть следствие и плод той смелости, с какой он препятствовал торжеству Мазарини. Он просил отставки и получил ее.