Рец де, кардинал. Мемуары

Узнав, что войска последнего рассеяны по деревням, Принц подошел к Шаторенару и вихрем нагрянул на их квартиры. Он разгромил все кавалерийские части Менья, Рокепина, Боже, Бурлемона и Море, которым приказано было, но поздно, пробиться к расположению драгун. Затем со шпагою в руке Принц ворвался в самое расположение драгун 478

, а Таванн туда, где стояли кроаты 479

. Принц преследовал бегущих до самого Блено, где застал битву в разгаре: д'Окенкур с семьюстами конных напал на солдат Принца, которые заблудились и потеряли друг друга в ночном мраке, да к тому же еще, несмотря на увещания своих командиров, занялись грабежом в деревне. Принц собрал их всех и повел в бой в виду неприятеля, хотя тот был гораздо сильнее и хотя Принц, под которым убили лошадь, встретив упорное сопротивление, принужден был во время первой атаки действовать с оглядкой. Но зато во второй раз он атаковал врагов с такой силой, что разбил их наголову — д'Окенкуру уже не удалось снова собрать свои отряды. Герцог Немурский был тяжело ранен в этом сражении, господа де Бофор, де Ларошфуко и де Таванн в нем [476]

отличились. Г-н де Тюренн, который еще утром предупреждал маршала д'Окенкура, что его войска стоят слишком далеко друг от друга и это опасно, и которого вечером д'Окенкур уведомил о приближении принца де Конде — г-н де Тюренн выступил из Бриара; он завязал с противником бой под деревней, которая, если не ошибаюсь, зовется Узуа. Он выслал пятьдесят конников в находившийся между ним и неприятелем лес, который нельзя было пройти иначе как цепочкой, и тотчас отвел их назад, чтобы Принц, вообразив, будто отступление это вызвано страхом, отдал приказ своим войскам растянуться цепочкой. Хитрость удалась, ибо Принц и в самом деле отправил в лес триста или четыреста конных, которые по выходе из него были отброшены г-ном де Тюренном и навряд ли сумели бы уйти, если бы Принц не двинул вперед пехоту, которая сразу остановила преследователей. Г-н де Тюренн занял позиции на холме позади леса и разместил там свою артиллерию, которая уложила многих бойцов армии принцев, в том числе Маре, брата маршала де Грансе и приближенного Месьё, который замещал командующего его войсками. Весь остаток дня армии простояли лицом к лицу, а вечером каждая отошла к своим позициям. Трудно решить, кто из двоих — принц де Конде или виконт де Тюренн покрыл себя в этот день 480

большею славою. Можно просто сказать, что оба они совершили подвиги, достойные величайших в мире полководцев. Г-н де Тюренн спас тогда двор, ибо при известии о разгроме д'Окенкура Король приказал складывать пожитки, не зная толком, кто захочет оказать ему гостеприимство; г-н де Сеннетер не раз повторял мне впоследствии, что в этом единственном случае видел Королеву в унынии и отчаянии. И верно, если бы г-н де Тюренн не выказал в этом деле своего великого дарования и армию его постигла участь войск д'Окенкура, не нашлось бы ни одного города, который отворил бы свои ворота Королю. Тот же самый г-н де Сеннетер признавался, что Королева в тот день сама со слезами сказала ему об этом.

Зато победа принца де Конде над маршалом д'Окенкуром отнюдь не сослужила столь же великой службы его партии, ибо он не воспользовался ее плодами, как, по всей вероятности, мог бы сделать, останься он при армии. Вы увидите, что произошло там в его отсутствие, но сначала я расскажу вам, к чему привело появление принца де Конде в Париже, а также о некоторых обстоятельствах, касающихся до меня лично.

Вы уже знаете, что Принц, едва он прибыл в армию, отправил Гурвиля к Месьё с сообщением, что через три дня будет в Париже. Для Месьё известие это было подобно удару грома. Он тотчас послал за мной и, увидев меня, воскликнул: «Вы мне это предсказывали! Какой ужас! Какое несчастье! В такую беду мы еще не попадали». Я пытался ободрить его, но тщетно; я добился только, что он обещал мне держаться как ни в чем не бывало и таить свои чувства от всех так же старательно, как он утаил их от Гурвиля. Он сдержал слово, ибо вышел из кабинета Мадам с самым веселым лицом.