Читаем Рецензии на произведения Марины Цветаевой полностью

Читатель эмигрант воспринимает жизнь, его окружающую, страдательно, на собственной шкуре ежедневно и ежечасно ощущая, что и горе, и нужда, и труд его бесцельны, что он жертва великой социальной несправедливости и неустройства, что жить ему нечем и не для чего, а отсюда он начинает искать выхода и требует от своего журнала в первую очередь того же. «Современные записки» воспринимают жизнь тоже страдательно, но эта страдательность совершенно иного порядка. Причина «страдательности» «Современных записок» — это крах всех дореволюционных мировоззрительных построений и упорное нежелание в этом крахе признаться.

Поэтому-то пути читателей и редакторов «Современных записок» все более и более расходятся. В то время как первые стремятся осознать свой горький и богатый повседневный опыт и идеологически его оформить, вторые — либо старательно перекрашивают в своем журнале окружающую их историческую действительность соответственно своим дореволюционным (или контрреволюционным, что то же) установкам, либо просто отдаются стариковским воспоминаниям. <…>

Но кое-что в последнем номере «Современных записок» идет вразрез с общей эмигрантски-благонамеренной линией журнала.

Недавно мы отметили в «Нашем союзе»[566] «вопль» писателя Алексея Ремизова о своей эмигрантской судьбе, об эмигрантской среде, затянувшей мертвую петлю на его шее (рассказ Ремизова в «Последних новостях»[567]). На этот раз в «Современных записках» раздался голос другого эмигрантского отщепенца — поэта Марины Цветаевой. То, что высказывает в своих стихах Цветаева, еще страшнее ремизовского вопля. Тема стихов Цветаевой, — уход из жизни, трагическое «равнодушие» ко всему окружающему миру, то герметическое самозамыкание, которое смертоносно для всякого живого существа и в первую очередь для творческого.

Родина?

Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока.Мне совершенно все равно —Где — совершенно одинокойБыть, по каким камням домойБрести с кошелкою базарнойВ дом, и не знающий, что — мой,Как госпиталь, или казарма…

Человеческая среда?

…Мне все равно, каких средиЛиц ощетиниваться пленнымЛьвом, из какой людской средыБыть вытесненным, непременно…

Русский язык?

…Не обольщусь и языкомРодным, его призывом млечным.
Мне безразлично на какомНепонимаемой быть встречным!..

О себе:

…Остолбеневши, как бревно,Оставшееся от аллеи,Мне всй — равны, мне всё — равно…

И далее:

…Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло!. . . . . . . . . . . . . . . . . .Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,И всё — равно, и всё — едино…

Почему же случилось так, что там, в советской России, находясь в тягчайших условиях голодного и холодного 1921 года, Цветаева была полна жизненных и творческих сил, а здесь, в эмиграции, — «всяк дом ей чужд, всяк храм ей пуст»? Нужно ли отвечать на этот вопрос? Не ясно ли, что цветаевское отвращение к миру результат ее десятилетнего эмигрантского «бытия» и что единственное спасение для нее — из эмигрантского суррогата жизни вырваться.

Во всяком случае, стихи Цветаевой жесточайшее обличение духовной и душевной опустошенности эмиграции и то, что стихи эти появились в «Современных записках», следует объяснить тем же, что и напечатание в свое время в «Последних новостях» «вопля» Ремизова — недомыслием редакции.

В. Ходасевич

Рец.: «Современные записки», книга 57

<Отрывки>{176}

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже