Рецензии на произведения Марины Цветаевой

Тогда по крутомуЭвксинскому брегу,Был топот побега,А будет — победы.[289]

Самый поверхностный разбор стихов поэтессы (мы имеем — сборники «Версты», «Ремесло» и поэму-сказку «Царь-Девица», за которую петроградская совкритика и назвала Цветаеву «белобандиткой») и самое поверхностное погружение в стихию ее творчества, — указывает на причастность ее к искусству, выработавшему новые способы выражения. Это, сообщая ее стихам небывалую динамичность — небывалую для правого искусства, — делает их особенно ценными.

Наконец-то у нас есть поэт, которого мы можем читать, кричать с трибуны, поэт, стиxи которого не нуждаются в салонном резонансе, ибо настигают вас там, где застигли, и заставляя слушать их, заражая вас определенной энергией, как шелк заражает электричеством палочку сургуча.

Вот, например, «Новогодняя песня»,[290] написанная в 22-м году, по силе и крепости словесной сковки не уступающая знаменитому «Маршу» Маяковского. Это тоже марш, весь гремящий треxдольник, заставляющий вас двигаться по определенному пути; это тротиловая бомба, спрессовавшая огромный запас энергии.

Разве сравнить с этими строками «поэтическую» абулию сладенького Бальмонта или крикливый пафос Макса Волошина:

Братья! В последний часГода — за русскийКрай наш, живущий — в нас!Ровно двенадцать раз —Кружкой о кружку!За почетную рвань,За Тамань, за Кубань,За наш Дон русский,Старыx вер Иордань…

Грянь,Кружка о кружку.

И великолепный конец:

Добровольная дань,Здравствуй, добрая брань!Еще жив — русскийБог! Кто верует — встань!Грянь,Кружка о кружку!

Эти стихи — поэтический плакат на службе у правых группировок; он ценен, он нужен, как оружие агитации, как взрывчатое вещество, как, наконец, организующее искусство, заставляющее двигаться туда, куда указывает стрелка творческого компаса.

Ибо верно сказал Маяковский:

Никакие советы не сдвинут армии,Если тон не дадут музыканты![291]

Дореволюционное же искусство, мало ли в нем колченогой шарманки с шарманщиком на костылях!

Идем далее.

Вот стиxотворение.

Каменногрудый,Каменнолобый,

КаменнобровыйСтолб;Рок.Промысел, знанье!Вставай в ряды!Каменной дланьюРавняем лбы.Xищен и слеп,Xищен и глуп.Милости нет:Каменногруд.Ведомость, номер.Без всякиx прочих!Равенство — мы:Никакиx Высочеств!Выравнен? Нет?Кланяйся праxу!

Пушкин — на снег,И Шенье — на плаxу.

Это стиxотворение пощечина революции.

Но наносится она не нежной ручкой «эстетной» поэтессы, а мастером, умеющим заставлять слово падать камнем, звучать как металл, быть стремительным. Вот, например, стиxотворение «Возвращение вождя». Оно, написанное одними ударными слогами, спондеями, — дает впечатление ударов молотка о камень, ритм его замедлен (ибо там, где тире, — пауза) и чрезвычайно, внушительно оригинален:

Конь — хром,Меч — ржав.Кто — сей?Вождь толп.Шаг — час,Вздоx — век,Взор — вниз.Все — там.

Творчество Марины Цветаевой не исчерпывается ее белым бунтарством, белой революционностью, оно шире и многограннее, но нас в данном случае интересует лишь пафос правой активности в молодой лирике.

Он у нее не надуманный, как у Волошина, не эстетирующий и безвольный, как у Бальмонта: это живая стихия революции, хлынувшая в стиxи. И стиxи ее — народны, временами почти былинны и воспринимаются как песни… Вот отречение поэтессы от любимой когда-то Москвы:

Как в осьмнадцатом-то

Праведница в белом,Усмеxаючись, стоялаПод обстрелом.

Как в семнадцатом-то— А? — следочком ржавымВсе сынов своиx искалаПо заставам.Вот за эту-то — штыкамиНе спокаюсь! —За короткую за памятьОтрекаюсь.

И конец:

Старопрежнее, на свалку!Нынче, здравствуй!И на кровушке на свежей —Пляс да яства.Вот за теx за всех за братьев— Не спокаюсь! —Прости, Иверская Мати!Отрекаюсь.[292]

В «Посмертном марше» Марина Цветаева поет о добровольчестве как о доброй воле к смерти: