Рецензии на произведения Марины Цветаевой

Да будет позволено мне рассказать, при каких обстоятельствах это было. Я был ночью в карауле на охране наших знамен. На кладбище было тихо; в караульном помещении потрескивала печь, было светло. В полном одиночестве, в полной тишине, были слышны не только отдаленные шаги, но даже шорохи. И, когда, после обхода вокруг церкви, я убедился, что все спокойно и тихо, я вошел в караулку и мне захотелось, в этой тиши и одиночестве, прочесть хорошую русскую книгу.

Я вынул из кармана хорошую русскую книгу — и стал читать.

Там было написано:

Небо дурных предвестий:Ржавь и жесть.Ждал на обычном месте.Время: шесть.Сей поцелуй без звука:Губ столбняк.Так — государыням руку,Мертвым — так………………………………….Заблудшего баловняВопль: долой!Дитя годовалое:

«Дай» и «мой».……………………………….Серебряной зазубинкойВ окне — звезда мальтийская!Наласкано, налюблено,А главное — натискано!Нащипано… (ВчерашняяСнедь — не взыщи: с душком!)…Коммерческими шашнямиИ бальным порошком.……………………………….Назад? Наготою грубойДразня и слепя до слез —Сплошным золотым прелюбыСмеющимся пролилось.

………………………………..Справляли заутреню.Базаром и збкисьюСквозь — сном и весной…Здесь кофе был пакостный, —Совсем овсяной!(Овсом своенравиеГасить в рысаках!)Отнюдь не Аравией —Аркадией пахТот кофе………………………………Разом проигрывать —Чище нет!Загород, пригород:

Дням конец.Негам (читай — камням),Дням, и домам, и нам.

Может быть, если бы это было лет пятнадцать тому назад, когда еще не было ни войны, ни революции, когда наиболее радикальное казалось мне наиболее совершенным, когда можно было после хорошего обеда почитать и помечтать за рюмкой ликера, — может быть, это вызвало бы приятную улыбку.

— Знаете: а ведь это смело!

Что значило это «смело» — никто не знал. Но все понимали, что быть «смелым» необходимо, что это также необходимо в искусстве, как быть радикалом или социалистом в политике.

Но это «смелое» преподносится теперь мне, который постарел на пятнадцать лет (и каких лет!). И преподносится это тогда, когда рядом дышат своим дыханием Петровские знамена, когда тут, под боком, в спящей церкви, воплотилась вся история российская — и когда знаешь, что у этих полотнищ пролито море крови русских людей, чтобы в свое время высоко их держать, а в наше — отбить, спасти, сохранить…

Не на родине ли спят они? Не русский ли дух витает над ними? Не ясно ли, что в этой близости и одиночестве, хочется яркого правдивого русского слова.

…………………………………И у Иова,Бог, хотел взаймы?Да не выгорело:За городом мы!За городом! Понимаете? За!Вне! Перешед вал!

Жизнь, это место, где жить нельзя:Ев-рейский квартал.Так не достойнее ль во сто кратСтать вечным жидом?Ибо для каждого, кто не гад,Ев-рейский погром —Жизнь. Только выкрестами жива!Иудами вер!На прокаженные острова!В ад! — всюду! — но не вЖизнь…

Каюсь, мне хотелось заплакать от оскорбления.

А когда пришел день, настала обычная сутолока жизни, принесли почту. Здесь были газеты всех направлений. И почти во всех этих газетах, без различия политических оттенков, было написано о Марине Цветаевой и о ее «Поэме Конца».

Должен сказать, что Марина Цветаева имеет «хорошую прессу». Русские люди, которые никак не могут сойтись и семь лет грызутся друг с другом, сошлись на нашей поэтессе. «Дни», «Последние новости», «Возрождение» — все в один голос — посвятили нашей поэтессе сочувственные строки. Находили прежде всего «ритм». Затем — настроение. Затем — «формулу». Затем — «чувство русской народной песни». Затем — «новые формы» (обходится без глаголов)! Затем…

Да стоит ли перечислять достоинства Марины Цветаевой! В журнале «Благонамеренный» об этой поэме написано: «Автор — создатель „культурного“ эпоса. Каким-то чудом (чудом рождения, вероятно!) похищено перо у сказочной Птицы русской народной песни, — и пишутся этим пером „цивилизованные“ сюжетно и формально стихотворения… Что следует удержать из Поэмы Конца, это — все».[339]