Рецепт одной войны

Когда Жюли вошла в шатер, он как раз бросал дротики. И с пяти шагов никак не мог попасть не то что в десятку, а даже в саму мишень. Дротики, запущенные его рукой, вонзались во что угодно: в стену, в пол, в соседнюю мишень, даже в потолок. Но только не в разделенный на разноцветные секторы круг.

Каждый новый бросок Жан-Жака компания его приятелей встречала дружным смехом. А сам он – рыжеватый, с торчащими во все стороны волосами, жесткими, как проволока, в очках, как у Гарри Поттера, – всякий раз так искренне огорчался, возмущался и горячился, что на это нельзя было смотреть без улыбки.

– Нет, Жан-Жак! Дартс – это не твое! – поддевали его друзья. – Тут нахрапом не возьмешь! Тут талант нужен!

– Идите к черту! – сердился он. – Мне просто дротики кривые попались!

Жюли со Стеллой встали у соседней мишени. Папа Жюли любит дартс, Жюли и сама неплохо бросает дротики, а тут, на виду у мальчишек, она и вовсе почувствовала подъем и уверенность в руке.

– Вот! Учись! – накачанный приятель в облегающей торс футболке кивнул на Жюли и похлопал Жан-Жака по плечу. – Это тебе не футбольный мяч гонять!

– А ты играешь в футбол? – удивилась Жюли.

– Он капитан нашей школьной команды! И лучший нападающий чемпионата провинции. Когда наши взрослые ездили на товарищеский матч на ту сторону перевала, они брали с собой Жан-Жака. И он забил два гола!

– Круто! – Жюли посмотрела на парня с интересом. И поняла: приятели любят Жан-Жака и гордятся им. А посмеиваются не всерьез, а дружески, шутя.

Она никогда бы не подумала, что этот рыжий смешной парень в круглых очках – лучший футбольный нападающий!

Как-то само собой получилось, что, закончив играть, Жан-Жак с приятелями и Жюли со Стеллой пошли по парку вместе – от аттракциона к аттракциону. И оказалось, что гулять вместе с этими ребятами интересно и весело!

Мальчишки не пропускали ни одного развлечения и всё делали азартно и с шуточками. Что есть силы лупили резиновым молотом по бутафорской наковальне – чем сильнее ударишь, тем выше взлетит красная стрелка по шкале силы. Играли в настольный хоккей. Гоняли светящееся кольцо по стеклянному столу. Разгоняли качели так, что смотритель делал им замечание.

Жан-Жак постепенно забыл свои неудачи в тире, и оказалось, что парень он довольно сильный и ловкий. А главное, чувствовала Жюли, в нем живет хорошо знакомая ей страсть – если взялся за какое-то дело, нужно во что бы то ни стало быть в нем лучшим! Во что бы то ни стало! Хоть умри!

К тому же Жюли видела: она ему нравится. И всё, что он делает, он делает ради нее. И когда они пришли на крытый автодром, Жюли очень захотелось оказаться в одной машинке с Жан-Жаком. И они действительно оказались в одной кабине – сидели близко-близко на тесном сиденье, в четыре руки весело крутили вертлявое рулевое колесо, безжалостно таранили всех, кто оказывался рядом, и ловко уворачивались от тех, кто хотел протаранить их самих. Их руки то и дело сталкивались, переплетались, накрывали друг друга, и это было так неожиданно и здорово!

И постепенно Жюли стала чувствовать, что этот немного смешной и упрямый Жан-Жак всё больше и больше притягивает ее внимание, заполняет собой всё пространство вокруг нее.

Так луч прожектора во время концерта на стадионе вдруг выхватывает в темноте одного-единственного человека, пробирающегося по трибунам к своему месту или, наоборот, на выход, и начинает зачем-то сопровождать его. И весь стадион невольно следит за этим человеком. А в какой-то момент вдруг кажется, что только этот человек и существует на всем белом свете, а всё остальное – люди, кресла, проходы, трещотки и барабаны – лишь погруженный в сумрак фон, задник, необязательные декорации.

Так и с Жюли: как будто невидимый волшебный луч с неба вдруг высветил для нее одного-единственного человека, шедшего рядом. И она увидела его с волнующей отчетливостью – его глаза, руки, волосы, то, как он двигается, улыбается, шутит. Да что там увидела! Она могла смотреть в совершенно другую сторону и всё равно ощущала его присутствие, его интерес, его взгляды. Все звуки вокруг как будто стали тише, а его голос, каждое произнесенное им слово отдавались внутри пульсирующим звенящим удивлением. И всё, кроме него, в этом мире как будто поблекло, стало нерезким и необязательным.

А потом… В одну удивительную минуту Жюли поняла, нет, почувствовала, что и сама она находится в точно таком же волшебном луче. И из всего, что есть вокруг, Жан-Жак теперь видит только ее – ее лицо, глаза, губы – и слышит только ее, ее звенящий от незнакомого волнения голос.

От этого пьянящего ощущения волшебной связи между ними сердце то и дело замирало на ходу, а потом жарко, наполненно ухало. В ушах звучал веселый беспорядочный гомон. И тогда ужас перед чем-то огромным, неведомым и властным, время от времени пробегающий мурашками по спине, вдруг сменялся беспечным восторгом. И всё в жизни мгновенно делалось до ужаса легким и радостным. Жюли не шла, а летела над землей и чувствовала, что всё у нее именно такое, каким и должно быть, – и прическа, и платье, и взгляды, и слова.