Реван

Его парализованное тело пребывало в стазисе, защищенное столь надежно, что даже время было над ним не властно. Но сознание его жило.

Митра ощущала его страдания. Погибнув, она не ушла в Силу. Ее дух, верный до конца, остался с Реваном – незримо маячил рядом с клеткой.

Она не могла заговорить с ним: загадочное колдовство ситхов, которым Император сковал Ревана, сделало это невозможным. Митра сомневалась, что Реван вообще догадывался о ее присутствии. Но, даже не зная, как связаться с ним, она могла предложить Ревану свою помощь и поддержку. Ее энергия проникала сквозь окружавший его силовой барьер – как спасательный трос, за который он мог ухватиться, плавая в темном океане небытия.

Император питался его энергией, а Митра делилась своей с Реваном. Она укрепляла его решимость, стоило ему только ослабеть; придавала новых сил, чтобы он мог продолжать бесконечную ментальную войну.

Благодаря ей Реван мог не просто сдерживать Императора. Он был способен на большее.

Реван чувствовал, как Император забирает его силы, пытаясь утолить свою безмерную жажду могущества. Хотя их разделяли многие парсеки, ментальная связь, которую установил Император и поддерживали его инфернальные механизмы, была прочна и нерушима.

Но извращенному уму Императора было мало испить до капли энергию своего павшего противника. Реван ощущал присутствие врага у себя в голове. Чувствовал тьму Императора, который просеивал его мысли и воспоминания – зондировал, изучал, искал ответы.

Он хотел знать больше о Республике и джедаях. Насколько они сильны? Где их уязвимые места? Что именно им известно о ситхах и самом Императоре? Он хотел знать больше и о Реване. Что произошло с ним, когда он вторгся в Республику? Почему он потерпел неудачу? Как освободился от власти Императора?

Ответы у Ревана имелись, но так просто он их давать не собирался. Физически бессильный, джедай обладал достаточной психической силой, чтобы вести войну против Императора, охраняя свои секреты столько времени, сколько потребуется.

К тому же Реван знал нечто такое, о чем Император даже не догадывался. Связь между ними была двухсторонней. На короткие мгновения – когда Император был сосредоточен на чем-то другом – Реван сам перехватывал инициативу и заронял в его мысли семена сомнения.

Он должен был соблюдать осторожность, чтобы враг не прознал о его действиях. Но все же ему удавалось своими незаметными манипуляциями влиять на мысли и убеждения Императора. Реван играл на его осмотрительности и терпении, раз за разом выводя их на передний план императорского сознания. Он подпитывал его беспричинный страх перед смертью. При каждой удобной возможности он укоренял в его мозгу идею о том, что вторжение в Республику – шаг безрассудный и опасный.

Невозможно было знать, что произошло бы, если бы Скордж не предал его в тронном зале. Они все равно могли проиграть – но с тем же успехом могли и победить, навсегда избавив Галактику от угрозы уничтожения от рук безумца. Не было способа узнать наверняка – а значит, и жить прошлым тоже не имело смысла.

Реван был уверен в одном: сколько бы столетий ни пребывало его тело в стазисе, он будет бороться. Он не даст Императору вторгнуться в Республику.

Он цеплялся за эту уверенность, она давала ему надежду. Он знал, что побег из тюрьмы невозможен. Знал, что победа Императора в этом бесконечном поединке воли все равно неизбежна.

Но если он сможет задержать наступление хотя бы на пятьдесят лет, Бастиле не доведется испытать ужасы новой галактической войны. Сотня лет – и его сын проживет жизнь в мире и спокойствии, не ведая страха перед тотальным истреблением всего сущего.

Всякий раз, когда его помыслы обращались к жене и сыну, он пытался сквозь Силу дотянуться до них через полгалактики, посылая утешение и поддержку. Возможно, они ничего не чувствовали, но ему хотелось думать, что они его слышат.

Но даже если нет, одна лишь мысль о них придавала ему сил. Реван сражался за будущее своих жены и сына, и уступать в этом бою он не собирался.

Эпилог

– Почему твои волосы поседели? – спросила Риса, самая младшая внучка Бастилы.

– Потому что я уже очень старая женщина, – ответила Бастила.

– А морщины у тебя тоже из-за этого? – полюбопытствовал Бресс, брат Рисы.

– Так-так, – беря карапузов на руки, сказала их мама. – Думаю, вам пора спать.

Она вывела детей из гостиной, оставив Бастилу наедине с сыном.

– Я рада, что ты заглянул, – молвила Бастила. – Для меня это очень важно.

Ванер взял пальцы матери в свою ладонь, нежно их сжав.

– Я знаю, тебе сейчас тяжело, – сказал он. – Ты грустишь каждую годовщину. Думаешь о нем?

– Постоянно, – ответила Бастила.

– Я тоже, – признался сын. – Интересно, что бы он сказал, если бы мы с ним встретились.

– Сказал бы, что гордится тобой, – заверила его Бастила.

– Думаешь, он не разочаровался бы, что я не стал джедаем?

Бастила покачала головой.