Я застонала, перевернулась и ударила по подушке, набитой сеном. Уж не знаю за какие такие заслуги я жила отдельно от прочих, но вместо комнатки в хозяйственной части я отправилась спать — под смешки служанок, которые не понимали, как можно забыть, где твоя кровать — на чердак огромного дома.
Нервное возбуждение и слезы, когда я увидела комбайн, а потом и апатию, с которой я вернулась в поместье — я просто не знала, куда мне еще идти — и выслушала крики и указания домомучительницы, сменили скорбь и тоска от осознания, что моя жизнь превратилась в чужую.
И проходит пусть в своем теле, но похожем на чужое.
В чужом мире и доме, где я потеряла всякую свободу действовать и мыслить своевольно. Полагаю, даже за попытки этого меня ждало наказание. Во всяком случае я видела, как та мерзкая женщина с шипами отвесила пощечину молодому пареньку, ведущему белую лошадь — по её мнению он не достаточно позаботился о драгоценной лошадке нежных фру.
Да и толстый дядька в углу двора, в неопрятном фартуке и с хлыстом, смотрел на всех недобро, нахмурив кустистые брови, будто следил при свете факелов, достаточно ли мы расторопны.
Я не была, конечно. Я просто не понимала, что от меня хотят. «Пойди, принеси, убери, перебери» слились в нескончаемый гул и только природная смекалка и усталость окружающих к концу дня спасли меня от полного краха. Даже мои грязные «лохмотья» не вызвали особого интереса — во дворе оказались оборванки и пострашнее. Но новое безликое платье мне выдали, с угрозой заставить отрабатывать, если испорчу и потеряю и его.
Я хотела сказать, что и так уже работаю здесь, но не стала… Нет, не следовало лезть на рожон. Следовало забиться в угол тихой мышью, понять, куда я попала и что вообще происходит. Хоть как-то изучить местные обычаи и нравы.
И не проспать, ага.
Потому что «надеюсь, на рассвете ты без напоминаний встанешь и растопишь дом и кухню».
Как это сделать без будильника и телефона? Не имела представления. Спала урывками, а когда чердачное оконце из черного сделалось серым, обтерлась тряпицей — водопровода тут не было, но кувшин с довольно чистой водой стоял на низком столике, а на полу — ночной горшок, знакомый мне по историческим фильмам. Нарядилась в невнятный серый балахон и безразмерный фартук, повертела в руках чепец… и, с некоторым внутренним сопротивлением, надела и его.
Не выделяться. Не перечить. Не сейчас.
Я поспешила в подвал и, надеясь, что я все делаю правильно и не взорву этот чудо-особнячок, закинула туда столько угля, сколько поместилось.
Гигантская печь фыркнула и зашумела, вроде бы как вчера.
А я отправилась на поиски кухни.
Вечером я не рискнула просить ужин — меня ж вроде наказали — но сегодня я уже с ног валилась с самого утра, а руки дрожали от голода и усилий.
Где кухня я тоже разобралась. Шагнула внутрь, слегка опешила от размеров и суеты — по мне так было очень рано, неужели так и должно быть? — а потом тихонько попросила у стоящей ко мне спиной полной женщины.
— Можно мне еды?
Ты обернулась, всплеснула руками и широко улыбнулась:
— Лесанка! Садись за стол, поешь, конечно. Ох и вымазалась ты… Специально? Ну да, наши фру любят, — на этой фразе она понизила голос, — когда ты выглядишь замарашкой.
Я слегка опешила от неожиданного дружелюбия и довольно странной информации про фру, но за стол села живо, и тут же получила горячую булочку и кашу, и кружку теплого молока, которое я с детства терпеть не могла. Угу, раньше. Сейчас выпила и попросила еще. И каши.
И только потом осторожно осмотрелась, подмечая и необычные агрегаты, с жутким скрежетом режущие продукты, и огромную печь, на которой лежали докрасна раскаленные камни, и несколько медных механизмов на стенах непонятного назначения — но то что это были именно механизмы, я не сомневалась.
Похоже, Жюль Верн возродился таки в этом мире, а его идеи проникли в каждую сферу жизни.
Несмотря на мрачность моего положения и непонимание, за что я в него попала и как из него выбираться, мне было очень любопытно. По-новому, сказочно. И заклепки эти, и винтики, и люди, в количестве не менее пяти — двое из них подростки на подхвате. Но вряд ли я имела возможность рассиживаться здесь так просто. Открыла было рот, чтобы спросить у добродушной кухарки, не знает ли она, были ли для меня особенные заданий — и заодно выяснить про обычные мои дела — как она сама заговорила.
- Сиди уже. Тебе целый день бегать по поручениям фру и хозяйки.
Отлично. Сидеть я согласна.
Вот только если шипастая увидит, что я просто сижу, не станет ли это проблемой?
Кажется, повариха тоже так подумала. И подсунула мне миску с чем-то вроде разноцветной фасоли, только мелкой и более округлой.
— Раздели на три части, что ж просто так сидеть, — подмигнула она мне, а я, расплывшись в улыбке, принялась «трудиться».
Было так приятно, что хоть кто-то относится ко мне по-человечески…
— Ру Шион, — сзади проскрежетал знакомый голос. Может у нее в горле шестеренки? — И чем тут Лесана занята?
— Ру Вельк, — прищурилась повариха, — Работой, разве не видно? А то у меня помощников не хватает.