Реверс жизни, или Исповедь миллиардера

Сеньор Пара сбавил обороты перед таким натиском, но всё же у него хватило мужества заговорить о средствах, которые он тратит на содержание дочери, и что хотя бы в связи с этим Констанце следовало бы вести себя с оглядкой на его мнение, то есть как порядочной девушке. И тут же пожалел о сказанном.

– По-твоему выходит, что я ещё и непорядочная! – с негодованием воскликнула Констанца. – Но тебе ли говорить о чести и достоинстве, когда чуть ли не каждую неделю ты отправляешься в Санта-Фе, якобы исключительно по делам, а в завершение поездки почему-то обязательно оказываешься в борделе мамы Лорены! Об этом знает вся округа и последний tropero – погонщик скота. Что касается моего содержания, не забывай – земля, на которой расположена твоя эстансия, принадлежала моей матери, и она завещала её мне. Не твоему ненаглядному лоботрясу, беспутному прожигателю жизни Фернандо, от которого нет и не будет никакого толку, а именно мне!

– Но твой моряк – он всего лишь сластолюбивый…

– Не смей говорить о нём в таком тоне! Тебе нас не понять – с твоей мелкой торгашеской душой! С моряком из России у меня была большая любовь, какая не каждому дана – далеко не каждому. Подумай об этом, прежде чем попрекать меня в следующий раз. Добавлю ещё, что жизнь не закончилась и, чувствую это, когда-нибудь я снова встречусь с моим штурманом, пусть даже через десятилетия. Русский моряк был прислан мне самим Создателем, и я дождусь его.

Глава десятая

Фантастический сон

Весь наступивший день Гудимов провёл в мыслях об ушедших годах и опять-таки о женщинах, преимущественно заморских.

Кроме Констанцы вспомнилась Глоя из Сиднея. С ней ему тоже было до удивления хорошо, прежде всего психологически. Она была словно создана для него. Однако оба они понимали, что их встреча – не более чем эпизод, краткая вспышка света над тёмной бездной жизни, и что они непременно расстанутся навсегда, сохранив сердечную склонность друг к другу.

Глоя чувствовала себя одинокой и незащищённой, и он всегда жалел её.

Но, пожалуй, только с Констанцей у него заходила речь о женитьбе.

Он всё пытался представить себя в роли скотовода, хозяина южноамериканского поместья, раскинувшегося от горизонта до горизонта, но у него это плохо получалось; каждый раз его видения неизменно возвращались к бутылке вина и однообразным портовым путанам, чувства которых к нему исчезали сразу по истечении оплаченного времени.