Ревизор 2.0

Кстати, что касается бандитов, то пока никого из них поймать не удалось. Вызвали армейское подкрепление с намерением в ближайшие дни прочесать лес вдоль тракта, но Копытман в успехе предприятия изрядно сомневался. После такого fiasco разбойники наверняка попытаются удрать как можно дальше, но нос всё же лучше держать по ветру. Был шанс, что душегубы затаились поблизости и вынашивают планы мести столичному чиновнику за раскрытие их шайки. Можно представить, как злится тот же Гусак из-за потери постоялого двора, выкупленного им, как выяснил Копытман, у прежнего хозяина четыре года назад, причём, вполне вероятно, за кровавые деньги.

Инспектор приобрёл за семь рублей трость чёрного цвета из кавказского бука с серебряным набалдашником в виде сжатого кулака и про себя нарёк сие изделие для ходьбы «Миротворец», представив, что удар набалдашником по макушке какого-нибудь буйного забулдыги и впрямь восстановит мир и согласие, а если и это не поможет, выручит спрятанный внутри клинок длиной около полуметра. Баланс, кстати, оказался неплохим, и по высоте трость подходила, если нужно при ходьбе на неё опереться.

– Хорошая вещь, – похвалил Кузьма, когда Копытман садился в коляску. – Токмо не знаю, как в Петербурхе, а у нас некоторые господа и в летний день в перчатках щеголяют.

Этой фразой Кузьма заронил в душу Петра Ивановича зерно сомнения. Кто знает, как долго он здесь задержится, а осень не за горами. Вон уже, несмотря на всё ещё жаркий август, и листья желтеть начали. Тогда не только сюртук от Гершевича понадобится, но и перчатки. Да и сейчас – он сам был тому свидетель – некоторые франты N-ска действительно носят перчатки. Так что за этим аксессуаром, пока имеются полученные от городничего средства, можно съездить, благо вряд ли покупка пробьёт большую прореху в его бюджете.

На этот раз кучер посоветовал «Галантерейные товары месье Жака». Визитёра из Петербурга кинулся обслуживать сам месье Жак. Судя по манерам и малороссийскому выговору, живо напомнившим Копытману героя-афериста из фильма «За двумя зайцами», этот «месье Жак» и впрямь приехал откуда-то из-под Полтавы. И зовут его на самом деле, вероятно, Ванька или в лучшем случае Ян. За рупь с полтиной Копытман сторговал себе вполне приличные лайковые перчатки бежевого оттенка.

Между тем Пётр Иванович как бы продолжал выполнять свои профессиональные обязанности. Например, между делом забрёл на винокуренный завод, выпускавший несколько наименований вин, а также водку «Божья роса». Завод представлял собой вытянутый в длину кирпичный барак, внутри которого стояла жуткая духота от спиртных испарений, в результате чего работники, казалось, перманентно пребывали в состоянии лёгкого опьянения.

Здесь же, к своему немалому удивлению, Копытман обнаружил настоятеля местного мужского монастыря отца Иллариона. То есть сначала он узрел приличных размеров человека в сутане и поинтересовался у сопровождавшего его мастера, что это за святое лицо шастает по заводу.

– Это его высокопреподобие отец Илларион, настоятель Спасо-Преображенского мужского монастыря, они с Божьей помощью каждую неделю освящают готовый к вывозу продукт, – ответил мастер. – Мы даже сорт водки назвали «Божья роса». А ещё у нас здесь по заказу епархии кагор выбраживается.

Глянув на сизый нос настоятеля, Пётр Иванович догадался, что святой отец, видно, не только освящает продукт, но заодно дегустирует. А судя по тому, какую торбу снарядили сопровождавшему отца Иллариона диакону, не только заказной кагор, но и «Божья роса» пользуются спросом в монастыре, уж в келье настоятеля как минимум.

Отец Илларион статью внушал непроизвольное уважение. Великаном его назвать трудно, но шириной он казался необъятным. Окладистая кучерявая борода покоилась на мощной груди, а тяжёлый серебряный крест на толстой цепи нашёл приют на бочкообразном животе приближённого к Богу человека. Впечатление портило только лёгкое косоглазие, отчего собеседнику казалось, будто Илларион левым глазом всё время смотрит куда-то ему за спину. Хотя, по чести сказать, эти глазки тонули в жирных щеках, так что порой создавалось впечатление, словно он зажмурился и вовсе не смотрит на собеседника.

На прощание отец Илларион широко перекрестил управляющего заводом, заодно осенил крестным знамением и инспектора, после чего невозмутимо прошествовал к выходу, где его дожидался открытый экипаж, заметно накренившийся под весом столь крепко сбитого седока. Диакон же оказался к тому же ещё и кучером: усевшись на козлы, он дёрнул вожжи, прикрикнув: «Н-но, пошла, родимая!» – и каурая кляча послушно потащила коляску прочь.