— Нну… У них несколько коммунизмов, кроме российского. Есть австрофранкогерманский, основанный на стремлении установить разумный порядок во всем. Есть скандинавский, где главное — добиться высоких доходов и распределить их для процветания всех. Восточноазиатский основан на преданности человека своей фабрике. Американский означает, что удачей надо делиться с теми, кому меньше везет. В общем, так как‑то. Устройство коммунизма нашему ведомству в то время как‑то было мало интересно.
— А российский? Что известно о российском?
— Ну, тоже немного, в общем, исходят они из того, что несправедливая экономика не может быть эффективна. Все союзы коммунистических стран хотят мира, и все держат порох сухим.
— Понятно, что ничего не понятно. Ладно, замнем, может, я, то — есть, он, тут сам появится.
Ручка на двери внезапно повернулась; Веристов удивленно взглянул на Виктора, словно бы он был причастен к этому неожиданному событию. Но чуда не произошло; в распахнувшуюся дверь вошли капитан Брусникин и мужчина, на вид лет тридцати, в кожаной куртке, когда‑то темно — коричневой, но ставшей серой от пыли; пыль покрывала и верхнюю половину его лица, а на руках виднелись темные пятна грязи и смазки.
— Господа, — начал капитан, поздоровавшись, — у меня к вам пренеприятное известие. Поезд, на котором должны приехать ожидаемые вами персоны, пытались пустить под откос.
5. Кулацкий террор.
Веристов не отвечал ничего. Когда вас чем‑то ошарашивают, то это, возможно, хотят узнать, как вы будете реагировать. И не всегда ясно, в ваших ли это интересах. Виктор тоже молчал — просто не знал, что говорить. Пол слегка подрагивал от работы молотов — словно бы рядом на стройке забивали сваи.
— Собственно, у меня к вам три известия, — продолжал Брусникин. Первое — позвольте представить вам штабс — капитана Семаго, который должен был приехать вместе с ожидаемым вами господином Кондратьевым, и является советником от Военного министерства по вопросом новых видов вооружений в будущем Бюро. Господин ротмистр… господин Еремин, о нем вы слышали…
— Очень приятно, — заметил Веристов, обращаясь к Семаго, — вы, наверное, хотели бы с дороги умыться?
— Да, разумеется, господин ротмистр.
— В сотне шагов отсюда прекрасная баня на разные вкусы. Можете принять ванну и выпить чашечку кофию с мараскином, это взбодрит. Там же и почистят одежду.
— Второе известие, господа, я уже сообщил, — продолжил Брусникин после ухода поручика. — Место в низине перед трубой, там, где путь идет под уклон, и могло быть много жертв. По счастью, тамошний обходчик пошел смотреть пути вне своего привычного времени, обнаружил двух типов, занятых установкой на рельсах адской машины, и, подкравшись из‑за болотных кустов, убил обоих своим молотком прежде, чем они успели пустить в ход оружие. Заложенную мину обезвреживают саперы, а чтобы предупредить нас о задержке, господин поручик воспользовался самокатом, что и объясняет его вид.
— Интересные дела, — Веристов вынул из портсигара папиросу, но тут же нервно смял ее в пальцах и сунул в карман. — Есть еще одна организация?
— У одного из убитых нашли в кармане фальшивый паспорт и британские фунты. Если это попытка уничтожить руководство Бюро, зачем подрывать весь состав? Возможно, это германская провокация, не связанная с Бежицей.
— Скорее всего, — кивнул Веристов, — но я не склонен спешить с выводами. Британцы платят деньги, чтобы развязать в области кулацкий террор, это, господа, тоже факт.
"Англичанка гадит?" — удивился Виктор. "А как же Антанта? Мы же вроде как союзники…"
— У России, — словно бы угадав вопрос, продолжал Веристов, — сейчас только два надежных союзника — армия и флот. Третье известие хорошее или плохое?
— Нейтральное и казенное. Мне поручено наладить контрразведывательную работу в Бюро во взаимодействии с гостапо.
— Можно считать, что работа уже начата.
Не успел Брусникин взяться за ручку двери, как та отворилась, и капитана чуть не сбил с ног Самонов, влетевший в помещения, как центрфорвард с мячом сквозь строй защитников. На лбу его выступали крупные капли пота, борода всклочена, густые темные волосы сбились; несмотря на расстегнутый ворот рубашки и распущенный узел галстука, конструктор задыхался, в горле его, как в паровом котле, что‑то сипело и булькало.
— Здравствуйте, Константин Павлович, — спокойно произнес капитан.
— Уфф… уфф… Господа, простите, здравствуйте… уфф…
— Вы насчет террористов или еще что‑то случилось?
— Уфф! Случилось! Да! Господа, вы не представляете… уфф…
— Не представляем. Милейший Константин Петрович, пожалуйста, присядьте, отдышитесь и сообщите нам, что случилось.
Веристов подал высокую чертежную табуретку и чуть ли не силой усадил в нее Самонова. Тот пошарил по карманам, извлек из них огромный, как у фокусника, тонкий шелковый платок и отер лоб.
— Уфф… Благодарю… благодарю… Тракторный!
— Что с тракторным? — спросил Веристов ласково — спокойным тоном психиатра. — Новый пожар, авария? Коськин все‑таки его обрушил? Раз пожарные не бьют в колокола, это что‑то неявное.