Ревизор: возвращение в СССР

Я взял старую лампу, крутил, крутил, ничего не понял: лампа как будто покрылась туманом изнутри. На цоколе была чёрная метка.

— Патрона у меня нет, — сказала Никифоровна. — А где лампа новая?

Я забыл про неё. Пришлось встать и принести.

— Сейчас чай пить будем, — сказала Никифоровна, вставая. Она унесла лампы и патрон, и вернулась с тремя одинаковыми чашками и тремя блюдцами. Поставила их на стол. Эльвира принялась их расставлять, по-хозяйски взяла заварник и разлила по чашкам заварку.

Тем временем Никифоровна достала из печи пироги. У меня уже давно слюнки на них текли. Никифоровна каждый смазала сливочным маслом, переложила в корзинку застеленную льняной салфеткой и торжественно поставила корзинку на стол.

Мы сидели за столом и потягивали чай маленькими глотками. Пироги были ещё очень горячие. Я взял один и положил себе на блюдце, чтобы остывал.

— Знаешь, как обидно, — продолжила разговор с бабулей Никифоровна. — У меня никого нет, мне хапать добро не для кого. Я взяла себе одни сапоги и хожу в них четвертый год. Ну сколько мне одной надо? А они же мешками несут! И всё-то у них сходится.

Я взглянул на нее. Глаза у неё были сердитые.

— Ты уже на пенсии. Может, хватит работать? Сама же говоришь, сколько тебе одной надо? С кем ты там воевать собралась?

— Да не собираюсь я ни с кем воевать. Обидно просто. Семьи у меня нет. Себе одной столько не надо. Что мне, спекуляцией заниматься? Как они?

— Боже упаси! Посадят ещё. Помогаешь своим и ладно.

Мы ещё немного посидели, думая каждый о своём.

— А ваша база районного или областного подчинения? — спросила вдруг бабушка.

— Да, ладно тебе, Эля, — всполошилась Никифоровна. — Бог с ними. Говно не трогаешь, оно и не воняет.

Бабуля молча кивнула. Я мало чего понял из услышанного, но и не особо вдавался. Ну, ворует кто-то. Везде и всегда воруют. У меня в голове сидел только один вопрос: о подработке. Ну, ещё об экзаменах. Но о подработке больше.

— Ба, а как зовут Никифоровну? — спросил я тихонько, когда та вышла ненадолго из кухни.

— Тебе зачем? — удивилась бабуля.

— Да, подработку я хотел бы какую-нибудь найти на пару часов после школы. Спросить хочу, может у них на базе что есть?

— Анна её зовут, — также тихо ответила мне бабушка.

Вернулась хозяйка, положила на стол бабулин мешок, уже полный. Гречки насыпала, догадался я и решил брать быка за рога.

— Анна Никифоровна, — вежливо-вежливо обратился я к ней. — Не могли бы вы мне помочь устроиться к вам на базу каким-нибудь подсобником на пару часов в день или на выходных?

Никифоровна удивлённо уставилась на меня, потом взглянула на бабушку. Та небрежно пожала плечами, типа, ничего не знаю, пусть делает, что хочет.

— Тебе учиться надо, — начала отговаривать меня Никифоровна. — Чтоб начальником стать.

— Так одно другому не мешает, — улыбаясь ответил я. — Как говорится, хочешь жить, умей вертеться.

— Ага. Только башку не сверни, — ответила Никифоровна.

Я уж подумал, что это она меня так послала. А она вдруг и говорит:

— Я спрошу у заведующего.

— Спасибо! — обрадовался я. — Я не подведу.

— Не за что пока, — ответила она мне и переключила своё внимание на Эльвиру. — С ботинками помочь не могу. Только сапоги есть его размера.

— Какие сапоги? — заинтересовался я, представляя себе мужские зимние кожаные сапоги на молнии.

— Хорошие. Бурки, — ответила Никифоровна и вышла из кухни.

Ждал я с нетерпением, хоть и не помнил, точно, что это за модель такая.

— Я их на пять бутылок коньяка армянского выменяла, — сказала она, вернувшись и с гордостью ставя на стол нечто, завернутое в пелёнку. — Он мне денег хотел за коньяк дать, а я ему говорю: что мне твои деньги? Вот он и принёс. Размер не мой. А так бы сама носила.

Никифоровна развернула пелёнку и явила свету не то сапоги, не то валенки с кожаными калошами. Где-то я такие видел. А, вспомнил, Моргунов-Бывалый в «Операция Ы» в таких ходил.

Я был в шоке. Даже не спросил, кто это «Он», который мне так удружил. Но по тому, как бабушка восхищённо выдохнула, я понял, что к этим буркам надо присмотреться.

Я взял в руки правый сапог. Белый тонкий войлок был очень мягкий. Широкое голенище не сплошное, как у валенок, а сшито из нескольких кусков, швы уплотнены кусками кожи в цвет коже на ступне. То, что мне издали показалось галошами, оказалось кожаной деталью цельного сапога. Внутри оказалась белая толстая меховая подкладка.

— Лямка, — гордо прокомментировала Никифоровна.

Я не понял, что за «лямка», но бабуля удовлетворенно поцокала языком.

— Меряй, — приказала она мне.

Я надел сапоги. Свободные, особенно в голенище. Но под загнутым верхом оказался ремешок, которым можно было затянуть сапог вокруг голенища. В целом, бурки оказались удобными. А уж по сравнению с моими деревянными, вымоченными в реке ботинками на шнурках, так просто шикарные.

— И сколько стоит такая прелесть? — спросил я.

— Двадцать пять рублей давайте. Хватит, — махнула рукой довольная Никифоровна. — Не буду же я на вас наживаться.

— Спасибо, Ань, — бабушка была прям растрогана. — Очень выручила.

— Можно я в них сразу пойду? — спросил я.