Революция

Потом я отпросился у Михаила Александровича и вместе с начальником Иркутского юнкерского училища полковником Хлыновским, с которым познакомился в прошлое посещение альма-матер, поехал осуществить небольшое дело, воспользовавшись своим служебным положением.

Старший урядник Филинов Игнат Петрович в этом году должен был отметить тридцатилетний срок службы. Вот я и выпросил у Михаила большую золотую шейную медаль «За усердие», которая обходилась казначейству в девяносто рублей. Этих медалей великий князь прихватил в поездку несколько десятков для награждения гражданских лиц, оказавших разнообразные услуги правительству во время русско-японской войны, но по статуту ею награждались и нижние воинские чины за сверхсрочную службу.

Михаил Александрович также порывался поехать со мной, но граф Кутайсов уговорил не покидать такое высокое собрание. Так что я прихватил с собой жену и сестру, и покатил вместе с Аркадием Григорьевичем в родное училище в сопровождения пяти казаков из кубанской полусотни Собственного Его Императорского Величества Конвоя, которые сопровождали Михаила в этой поездке. Безопасность наше всё.

Там в присутствии преподавательского состава и юнкеров с унтер-офицерами я вручил дядьке Игнату медаль и по казачьему обычаю троекратно поцеловал или, как говорили на Дону — «поликавал» его, чем ввел старого казака в ступор и удивил присутствующих при этом. Как же генерал Свиты Его Императорского Величества целует какого-то урядника, да ещё троекратно, как близкого человека. Жалко, Леонид Ильич не видел этой сцены. Брежнев бы точно оценил положительно.

Ещё больше всех удивила сестрёнка, заявив, что она по крови тоже Аленина, а её брат считает Игната Петровича дядькой, и также троекратно расцеловала Филинова. Это вогнало всех вообще в полный шок, от которого отошли только за столом, точнее за столами.

По традиции Иркутского юнкерского училища высоких гостей приветствовали за общим застольем, на котором собирались юнкера, унтер-офицеры и преподавательский состав с женами. Так как я заранее предупредил по телеграфу полковника Хлыновского, что обязательно прибуду в училище и возможно с Великим князем Михаилом Александровичем, то командование училища расстаралось на славу.

Второй обед, или скорее уже ужин прошёл ещё лучше, чем у Кутайсова, теплее, как-то по-домашнему, мне много пришлось рассказывать. В красках описал бой «Варяга», истребителя «Лейтенант Бураков» с тремя японскими эскадренными миноносцами и о подвиге кондуктора Васильева, про Женьку Савинова и о многом другом: рейде русского флота в Чемульпо, бое в Желтом море и в Цусимском проливе. Про переговоры с императором Муцихито, о подводном взрыве рядом с броненосцем «Император Александр III». Про подводный бой боевых пловцов, конечно, умолчал.

Время летело незаметно, все слушали, раскрыв рты, особенно Машенька и сестрёнка. Им-то я мало чего рассказывал об этой войне, чтобы не тревожить очередной раз. Пришлось поведать и о своём последнем ранении, о том, как синоби или ниндзя, тихо вырезав наших артиллеристов, захватили высоту 200 или гору Попова, на которой стояла батарея трёхдюймовок, из которых потом попытались сбить дирижабль с Великим князем Александром Михайловичем на борту. Как диверсанты синоби оказались хороши, а вот артиллеристы из них были аховые.

Во время организованного перекура среди офицеров пришлось рассказать историю своей сестры, благо о ней какие только слухи не ходили, пока молва из Приамурья докатилась до Иркутска. И здесь она всех шокировала, когда расцеловала дядьку Игната.

Не знаю, что там на меня нашло. Видимо, расслабился в стенах альма-матер, вспомнив себя юнкером, а может и выпитое, пусть и не очень много, сыграло, но в очередной раз потянуло на плагиат. А тут и инструмент нашёлся. В общем, выдал я собравшимся в столовой:

Черноглазая казачкаПодковала мне коня. Серебро с меня спросила, Труд недорого ценя.- Как зовут тебя, молодка?А молодка говорит: — Имя ты моё услышишь Из-под топота копыт.Э-э-эй! Э-э-э-э-э-э-эй!

Казаки были и среди офицеров, и унтеров, точнее урядников, да и среди юнкеров их хватало, поэтому песня сразу взяла их за душу.

Маша, Зина, Даша, НинаВсё, как будто, не онаКатя, КатяВысекают Мне подковы скакуна.Э-э-эй! Э-э-э-э-э-э-эй!Катя, Катя высекают Мне подковы скакуна.

Смотрю у сестрёнки глаза на мокром месте. Песня вроде бы и шуточно-задорная, только маму Тимохи и Алёны Алениных звали Катерина. Видимо, её и вспомнила теперь Ли Чан Куифен.