Революция

* Фрукты томятся в печи больше суток, в результате чего получается нечто среднее между сухофруктом, цукатом и фруктовой пастилой. Потом сверху вся вкуснотища посыпается сахаром, чтобы конфекты стали еще слаще.

На богатом ковре, поджав под себя ноги, важно сидит владелец лавки, судя по одежде, пуштун лет сорока-пятидесяти. Перед ним, как и перед многими другими торговцами, два небольших чайника с горячею водою и заваренным зеленым чаем. Как я уже успел убедиться, те, кто имеет такую возможность, для утоления жажды в течение дня употребляют неимоверное количество чашек зеленого кок-чая, особенно любимого торговцами.

Худайкули, передав повод от узды осла, направился к лавке.

— Ассаляму алейкум, — произнёс он, прикладывая правую руку к сердцу.

— Ва-алейкум ас-салям ва-рахмату-Ллахи ва-баракятух, — ответил купец и в знак приветствия погладил правою рукою свою густую бороду.

При этом зорко оглядел и меня, и Корнилова.

Худайкули садится на землю напротив купца и, получив от него чашку зеленого чая без сахара, сосредоточенно втягивает в себя горячую влагу.

Степенно, не торопясь, он начал разговор о стоимости товара, о новостях, о семейных делах, и лишь минут через двадцать покупает два аршина красного ситца или большую, фунтов в пять-шесть голову сахара, осмотрев которую, просит продать ему ещё десять таких же и хороший мешок под них. Это был пароль.

Купец замер и вновь внимательно осмотрел нашу троицу. Погладив бороду, развернулся вглубь лавки и что-то гортанно, быстро прокричал. Из-за занавеса появился молодой пуштун.

— Билал проводит вас ко мне домой. В лавке нет такого количества сахара, — произнес купец отзыв-пароль и взял в руки чашку с чаем.

При этом он внимательно смотрел на меня, а мне показалось, будто в его глазах мелькают цифры так же, как бежали строки на компьютере в фильме «Матрица». Судя по всему, наш связной пытался просчитать являюсь ли я тем самым посланцем Белого царя, которого ждут на Лойя Джирга. Признаюсь, я бы и сам усомнился, когда бы передо мной предстал бы такой посланник — дебил в обносках. Из образа я не выходил.

Минут через двадцать, пробившись сначала через рыночную толпу, мы оказались перед воротами большого дома, обнесенного высоким дувалом. Наш проводник, постучав, через несколько секунд, что-то тихо произнес и ворота приоткрылись. Пригласив жестом проходить, молодой пуштун вошел внутрь, за ним прошли и мы, вместе с нашими ослами.

Я непроизвольно перед входом проверил свои два метательных ножа на левом предплечье, и мысленно прикинул, как буду действовать, если внутри нас ждёт засада. Кроме двух ножей, на лодыжках у меня были две кобуры с револьверами Галана Тё-Тё. Десять выстрелов есть. Точнее, девять — десятый мой.

Открывшийся виду двор был большой и пустой, если не считать нашего проводника и ещё одного молодого пуштуна, который открыл ворота. Но мой взгляд сразу прикипел к черному, как смоль ахалтекинцу. Такого красивого жеребца я не видел никогда в жизни.

— Вижу Вам, генерал, понравился мой Асвад, — услышал я справа от себя на русском языке с небольшим акцентом.

Резко развернувшись на голос, я увидел сухощавого, среднего роста, богато одетого мужчину лет пятидесяти, который стоял в небольшой нише дувала. Весь его вид говорил о том, что он из тех, кто привык отдавать приказания и добиваться их исполнения.

— Кто, Вы? — задал я вопрос, распрямляя плечи и скидывая с себя, так надоевшую личину глухонемого дебила.

Сейчас бы, как в фильме «Свадьба в Малиновке» скинуть с себя солдатскую шинель, а под ней… Моя форма генерал-майора Свиты Е. И. В. со всеми орденами. К сожалению, чего нема, того нема. Под рваниной, только грязное и давно не мытое тело. Остается только этим телом показать военную выправку, тем более, незнакомец уже обозначил, что знает кто я такой.

— Тимофей Васильевич, можете называть меня Кубад-ханом. Двадцать лет назад мой отец Юсуф-Али-хан был миром Шугнана, а я миром Рушана. Но Афганскому эмиру Абдур-Рахман-хану не понравилось, что мой отец провозгласил себя вполне независимым правителем Шугнана, также не понравились и его переговоры с русским правительством о переходе этих горных провинций Памира под протекторат Российской империи. Он направил свои войска и после непродолжительной битвы, так как силы были несопоставимы, мой отец и вся семья оказались в плену. Об их дальнейшей судьбе мне ничего не известно, но предполагаю, что они давно мертвы. Я же в том бою был ранен, но смог спастись, благодаря преданности верных нашей семье аскеров. Я остался жив, но стал изгоем, так как правителем Шугнана и Рушана Абдур-Рахман-хан назначил генерала Гульзар-хана, который много бед принёс моему племени, — бывший мир или князь Рушана замолчал, а ноздри его орлиного носа затрепетали.