Революция

Я сел, положив альбом на крышку стола. Мои движения были осторожными, словно альбом кусался. Какое-то время я просто смотрел на его обгоревшую обложку, утратившую прежнюю элегантность. При мысли открыть альбом у меня схватило живот, но что-то мне подсказывало: сейчас самое время. Почему бы не разбередить старую рану, когда все нервы обнажены до предела? Пусть к нынешней боли добавится прежняя. Хуже не будет.

В глубине души я хотел сделать это вместе с Грейс, однако боялся своей же реакции. Грейс увидит меня беспомощным и беззащитным. Я хотел, чтобы она гордилась мной, и в то же время… пусть знает: сделанное ею для меня не пропало даром.

Я неторопливо перевернул обложку, стараясь не повредить и без того поврежденные страницы. Первый же снимок едва не заставил меня вскрикнуть. На нем отец и мать держали маленький сверток, которым мог быть только новорожденный я.

Как странно было видеть их лица. Такими они остались в моей памяти. Родители не успели особо измениться – ведь они погибли всего через пять лет после того, как был сделан снимок. Оба безмятежно улыбались. У обоих были темные волосы. Внешностью я пошел в отца (сейчас это становилось все заметнее), но кое-что в чертах лица унаследовал и от матери. От фотографии веяло счастьем, однако, глядя на нее, я не ощущал ничего, кроме сокрушительного чувства потери.

Я тряхнул головой и перевернул страницу, решив смотреть дальше. Я рассчитывал проникнуться счастьем старых фотографий, но с самого начала все пошло не так. Второй снимок был сделан раньше, запечатлев родительскую свадьбу. Лицо матери, обрамленное слегка вьющимися локонами, сияло от радости. Она держала кусок торта возле отцовского рта. Отец смотрел только на нее и не замечал, что кусочек глазури упал ему на рубашку.

По всему было видно: родители сильно любили друг друга, и это снова напомнило мне о Грейс. Может, и мы так выглядели в глазах окружающих? Может, Дакс давно понял, что я всерьез полюбил эту девчонку? Если родители испытывали хотя бы частицу чувств, какие я испытывал к Грейс, я был счастлив за них. Снимок это подтверждал. Впервые у меня в груди немного потеплело.

Перевернув следующую страницу, я услышал легкое шуршание. Что-то сдвинулось. Я пригнул левую часть альбома и увидел, что там. Эту вещь я помнил очень отчетливо, хотя в детстве хватало других, более ярких впечатлений. На альбомной странице лежала тонкая золотая цепочка, которую мама носила постоянно. Вместо драгоценного камня к цепочке крепились два сцепленных колечка, одно чуть побольше, другое чуть поменьше. В голове вдруг зазвучал материнский голос, отвечая на мой давнишний детский вопрос.

– Мам, а зачем эти кольца?

– Это знаки моей любви. Та, что поменьше, – ты. А та, что побольше, – папа.

Воспоминания заставили меня зажмуриться. Сколько я ни приставал с расспросами, мама всегда отвечала так. Кольцо поменьше – это я; побольше – мой отец. А мама носит цепочку, чтобы мы всегда были вместе. Я осторожно подхватил цепочку. Пролежав столько лет между страницами, она ничуть не пострадала. Пламя опалило лишь обложку альбома, но не затронуло внутренней части.

Подумать только: все эти годы цепочка лежала внутри альбома, среди развалин дома. Я думал, что она пропала давным-давно, уничтоженная бомбардировкой, или исчезла вместе с телом матери. Я недоверчиво качал головой, водя пальцем по звеньям цепочки, и только потом дотронулся до колец. Это была частичка моей прежней жизни, частичка моей семьи, и попала она ко мне только благодаря Грейс.

Я играл цепочкой, безмерно восхищаясь смелостью Грейс. Она рисковала жизнью: не раздумывая, понеслась за этим альбомом и расплатилась переломом ребра. Мне стало еще труднее сидеть одному. Найденная цепочка лишь усилила желание пойти за Грейс и привести ее домой. Самообладание неумолимо таяло. Я не знал, сумею ли продержаться ночь.

Мои раздумья были внезапно прерваны характерным звуком. Выстрел не спутаешь ни с чем. Невольно дернув головой, я обратился в слух и напрягся, готовый сорваться с места.

Раздался второй выстрел. Я торопливо положил цепочку между страницами, бесцеремонно захлопнул альбом и вскочил. Сердце громко колотилось. Взяв пистолет, я распахнул дверь и выбежал в темноту.

Прежние решения потеряли смысл. Да, я честно собирался позволить Грейс переночевать в другом месте, однако выстрелы все изменили. За двумя прозвучавшими последовали новые, что только подхлестнуло мою решимость поспеть к Грейс раньше кого бы то ни было. Я понятия не имел о причинах стрельбы и не знал, кто стреляет, но в такие моменты Грейс должна находиться рядом со мной, и больше нигде.

Я ругал себя за расхлябанность. Ведь знал же, что грейстоунцы не успокоятся. Затишье было подозрительно долгим и в любое время могло смениться новой фазой войны. Я почти не сомневался: стрельбу устроили грейстоунские налетчики, а потому нужно побыстрее добраться до Грейс.