Г. З. Иоффе

Революция и семья Романовых

От автора

Когда историк соприкасается с событиями, связанными с историей крушения царизма, с историей борьбы с теми силами контрреволюции, которые стремились к его реставрации, он не может уйти от темы личной судьбы последних Романовых. Между отречением Николая II в начале марта 1917 г. в Пскове и расстрелом Романовых в середине июля 1918 г. в Екатеринбурге прошло почти полтора года – срок по революционному времени огромный, наполненный ожесточенной классовой и политической борьбой. Как правило, зарубежная историография не находит в ней места свергнутым Романовым, вследствие чего их конец выглядит якобы ничем не оправданным актом «революционной мести», «жестокости большевизма». Сенсационность, с которой обычно подается эта тема, рассчитана на «массовое потребление». К сожалению, советская историческая литература после 20-х годов обходила историю Романовых после свержения царизма. Лишь в 70-х годах появились отдельные работы, в которых она затрагивалась прямо или косвенно. При всем том, что было в них содержательного, известным недостатком этих работ следует все же считать определенную узость подхода к теме, большее или меньшее «замыкание» на истории конца Романовых, рассмотрение ее без достаточно широкого фона тех драматических событий, которые переживала страна.

Конечно, последние Романовы в личном и политическом плане были серьезно скомпрометированы еще в канун Февраля, в чем особую роль сыграла «распутинщина». И это обстоятельство, в частности, в немалой степени тормозило переход белогвардейско-монархической контрреволюции к открытому монархизму, провозглашению лозунга реставрации Романовых. Один из участников белого движения в Сибири – полковник А. Степанов очень точно определил эту ситуацию: «Царская семья, как равно и монархические принципы, так заплеваны и загажены, что вряд ли встретят какой-либо отклик среди народа… Поэтому, как ни тяжело и ни больно признать, монархические лозунги, если их выбросить, потерпят полное фиаско…»[1]

Исходя из понимания этого факта, идеологи и политики белого движения формировали его стратегию следующими словами А. В. Кривошеина: «Лучше, чтобы монархия пришла в Россию на 5 лет позже, чем на 5 минут раньше»[2]

. И, тем не менее, Романовы (особенно великий князь Михаил Александрович, наследник, сын Николая II Алексей, великий князь Николай Николаевич и др.) долго находились в политическом резерве белогвардейщины: никто в ее среде не мыслил реставрацию монархии без династии Романовых.

Это, конечно, не следует понимать как желание в полном объеме восстановить дофевральскую монархию. Даже в монархическом лагере многие сознавали, что после глубочайших перемен, вызванных двумя революциями 1917 г., такое попросту невозможно. Вместе с тем, как весной 1919 г. писал генералу А. И. Деникину бывший глава «правительства Северной области» энес Н. В. Чайковский, всем в контрреволюционном лагере было совершенно очевидно, что в случае победы белых начнется «угар реакции против свободы и демократии»[3].

Автор стремился воссоздать картину той классово-политической борьбы, которая развернулась в стране после свержения царизма, и в первую очередь участия в ней правых сил, стремившихся к монархической реставрации. Это потребовало расширения хронологических и территориальных рамок, включения целого ряда исторических сюжетов, событий, совершавшихся в различных регионах страны, охваченных революцией и гражданской войной. Только на таком фоне можно было понять, что происходило и произошло с монархией и Романовыми после Февраля 1917 г. Их история и после отречения Николая II оставалась тесно вплетенной в бурные исторические события, в ожесточенную борьбу различных классовых сил.

Замысел книги обусловил специфику привлекаемого исторического материала (литературы, прессы, мемуаров, архивных документов) и характер его использования.

Существует хрестоматийный метод прикнижного историографического анализа: труды предшественников с большей или меньшей полнотой рассматриваются в специальном разделе, обычно предваряющем книгу. Этот метод вполне оправдан, особенно в том случае, когда избранная тема действительно имеет четкую исследовательскую традицию. Но у него есть и недостаток: известная затрудненность прямого сопоставления уже сделанного с авторской позицией.