Революция, или Как произошел переворот в России

Возможно, что благодарность русских революционеров должна была быть также направлена и по другому адресу. В апреле 1917 года известный американский банкир Яков Шифф{266} публично заявил, что русская революция удалась благодаря его финансовой поддержке. Его заявлению можно поверить, так как, по словам Бразоля{267}, он еще в 1905 г. тратил большие деньги на революционную пропаганду среди интернированных в Японии русских военнопленных.

Воейков В. Н. С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя императора Николая II. М., 1995. С. 146.

Флигель-адъютант Свиты императора полковник А. А. Мордвинов. Воспоминания

28 февраля утром я проснулся, когда поезд был уже в движении. Погода изменилась, в окно вагона светило солнце, и как-то невольно стало спокойнее на душе после мучительной, в полузабытьи проведенной ночи.

Размеренная обычная жизнь вступила в свои права и хоть ненадолго вместе с надеждой отгоняла тяжелые мысли от всего того, что совершилось тогда далеко еще за пределами моего уютного вагона.

Я быстро оделся и вышел в столовую. Государь был уже там, более бледный, чем обыкновенно, но спокойно ровный и приветливый, как всегда. Разговор был очень не оживлен и касался самых обыденных вещей. Мы проезжали замедленным ходом какую-то небольшую станцию, на которой стоял встречный поезд с эшелоном направлявшегося на фронт пехотного полка. Им, видимо, было уже известно о проходе императорского поезда: часть людей с оркестром стояла выстроенная на платформе, часть выскакивала из теплушек и пристраивалась к остальным, часть густой толпой бежала около наших вагонов, заглядывая в окна и сопровождая поезд. Его Величество встал из-за стола и подошел к окну. Звуки гимна и громовое «ура», почти такой же искренней силы, как я слышал на последнем смотре запасных в Петрограде, раздались с платформы при виде Государя и невольно наполнили меня вновь чувством надежды и веры в нашу великую военную семью и благоразумие русского народа. Но это было только мгновение. Стоявший рядом со мною у окна Нарышкин, отвечая, видимо, на свои невеселые мысли, шепнул мне тихо: «Кто знает, быть может, это последнее “ура” Государю, которое мы слышим». Мои горячие переживания были облиты холодной водою, но надежда все же не остывала и разум ей не противился. Не хотелось верить, что эти неожиданные тогда радостные переживания действительно окажутся последними и что дальше, кроме беспросветного мрака длинных годов, ничего более уж не будет.

Императорский поезд продолжал беспрепятственно двигаться вперед через Оршу – Смоленск на Вязьму – Лихославль – Бологое и Тосно, согласно маршруту, на этот раз не напечатанному на толстом картоне, а лишь наскоро написанному на клочке бумаги и лежавшему у меня на столе. На мелькавших станциях и во время остановок текла обычная мирная жизнь, и не было намека на что-либо революционное. Но агентских телеграмм, как бывало раньше, уже не приносили, и мы не знали, что делается в Петрограде. Генерал Воейков тоже, видимо, не имел сведений и по обычаю шутливо отмалчивался. Из разговоров в течение дня с другими моими товарищами и Нарышкиным я узнал, что была получена утром лишь телеграмма, посланная вслед поезду генералом Алексеевым и уведомлявшая, что восстание разгорается, что Беляев доносил, что остались верными лишь четыре роты и один эскадрон, и он покинул морское министерство, где находился, что необходимо ответственное министерство, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще смогут остановить всеобщий развал и что утрата всякого часа уменьшает надежду на восстановление порядка.

Телеграмма была на имя Государя, и Его Величество телеграфировал из поезда Родзянко, назначая его, вместо князя Голицына, председателем Совета министров и предлагая ему выехать для доклада на одну из промежуточных станций навстречу императорскому поезду. От Родзянко был уже получен в то время, около трех часов дня, и ответ, что он выезжает нам навстречу.

Тогда же из разговоров выяснилось, что предполагалось предоставить Родзянко выбор лишь некоторых министров, а министры двора, военный, морской и иностранных дел, должны были назначаться по усмотрению Государя императора и все министерство должно было оставаться ответственным не перед Государственной думой, а перед Его Величеством. В три часа дня мы прибыли в Вязьму, откуда Государь послал Государыне телеграмму в Царское Село, уведомляя о скором приезде.

Вечером, около девяти часов, после обеда, мы прибыли в Лихославль, где была назначена остановка. В служебный, задний вагон нашего поезда вошли несколько железнодорожных инженеров и два жандармских генерала, только что прибывшие из Петрограда для встречи и дальнейшего сопровождения императорского поезда по их участку. …

…Поезд двинулся дальше и дошел до Бологого.