Революция, которая спасла Россию

Но Октябрь, согласно евразийцам, был явлением двойственным, противоречивым. Октябрь был национальным антизападным бунтом, который возглавила наиболее радикальная часть западнической и даже космополитической интеллигенции. Это были коммунисты с их идеей мировой пролетарской революции и бесклассовой коммуны, устроенной на манер западной фабрики. Считая себя вождями революции, коммунисты во главе с Лениным и Троцким стали ее орудиями – замечали евразийцы в своем манифесте 1926 г. Национальное дело освобождения России от западного ига вершилось руками антинационально настроенных крайних западников – в этом была глубинная диалектика революции, которая открылась евразийцам. Впрочем, и сами вожди революции – главным образом Ленин – тоже менялись: Ленин 18-го года, провозгласивший социалистический патриотизм и возглавивший борьбу с западной интервенцией, не тот, что Ленин 14-го года, желавший поражения правительству своего Отечества (впрочем, как и всем другим «буржуазным» отечествам), и эта эволюция ленинизма к особому почвенному «евразийскому марксизму» также подчеркивалась евразийцами.

Итак, в стихии Революции евразийцы различали коммунизм – западническую теорию, видевшую в России отсталую страну, которая должна догонять Запад путем утверждения диктатуры пролетариата, военного коммунизма и т. д., и народный большевизм – национальную стихию, желающую обустроить Россию по национальным интуициям и чувствованиям и лишь внешне прикрытую коммунистическими лозунгами. Про Советскую власть Маркс и Энгельс никогда ничего не писали, она родилась из социального творчества русского народа и других народов России с их общинным жизнеустройством, она сродни русской сельской общине и степным общинам тюрков и других туранцев, сродни сходам и курултаям. Советская власть гораздо больше подходит российской почве, чем новомодные либерально-демократические конструкции, рожденные на Западе. Поэтому евразийцы считали, что Советская власть – это завоевание Революции, которое должно быть сохранено, даже если падет Компартия, равно как и однопартийная система, воспроизводящая традиционную для России модель служилого государства и федерализм, отражающий органическое содружество всех наших народов. Евразийцы опасались, что после падения коммунистов к власти придут либералы-западники и «вместе с водой выплеснут ребенка», вместе с коммунизмом – ложной и западнической идеологией – отбросят и все положительные достижения Революции вплоть до реальной, а не бутафорской независимости России от Запада. Как видим, их опасения, увы, оказались не напрасными.

И поэтому Великий Октябрь для нас сейчас, оказавшихся при развале Великой России – СССР и новом разоре российской цивилизации, даже не диалектический и парадоксальный феномен, а маяк, к которому мы должны стремиться. Октябрьская революция разрешила национально-исторические проблемы, которые снова стоят перед всеми нами. И в этом ее актуальность и величие для всякого современного евразийца, для всякого современного подлинного патриота.