Надо было как-то отвечать, и срочно. Она сделала Семи Гномам знак прекратить игру. Теперь были слышны только злобные крики дерущихся и хлопанье креслами выбегавших из зала.
Сдаваться было нельзя. Жюли закрыла глаза, чтобы сосредоточиться и забыть о происходящем. Она плотно зажала уши. Ей надо было уйти в себя и собраться. Вспомнить технику своего пения. Вновь услышать советы Янкелевича.
«В пении голосовые связки на самом-то деле не играют большой роли. Голосовые связки издают только неприятное стрекотание. Преобразует звуки рот. Он рисует ноты, придавая им совершенство. Твои легкие – кузнечные мехи, связки – колеблющиеся мембраны, щеки – резонансная полость, язык – модулятор. Прицеливайся губами и стреляй».
Она прицелилась. Она выстрелила.
Одной нотой. Си бемоль. Совершенной. Мощной. Жесткой. Нота возникла и полностью заполнила помещение нового культурного центра. Она ударилась о стены и вернулась. И все погрузилось в волну си бемоль. Все утонули в си бемоль.
Живот Жюли напрягся, словно камера волынки, увеличивая силу звука.
Нота была безбрежной. Она была выше, чем Жюли. В необъятной сфере этого си бемоль она почувствовала себя защищенной и, продолжая петь, закрыв по-прежнему глаза, улыбалась.
Ее исполнение было безукоризненным.
Рот проснулся, добиваясь совершенства звучания. Си бемоль становилась все чище, проще, сильнее. Нёбо ее вибрировало, зубы тоже. Язык напряженно замер.
Зал затих. Даже пенсионеры в первых рядах перестали теребить свои слуховые аппараты. Черные Крысы и девушки перестали драться.
Мехи легких отдали весь свой воздух.
Раздался гром аплодисментов. Черные Крысы поспешили скрыться. Она не знала, к чему относится овация: к уходу Гонзага или к ее новой, повисшей в воздухе ноте.
Ноте, которая продолжала звучать.
Жюли умолкла. К ней вернулись силы. Пусть ребята готовятся, она взяла микрофон. Поль убрал прожекторы, оставив лишь конус белого света вокруг Жюли. Он тоже понял, что надо вернуться к простоте.
Жюли медленно произнесла:
– Искусство помогает совершить революцию. Наша следующая песня называется: РЕВОЛЮЦИЯ МУРАВЬЕВ.
Она вдохнула побольше воздуха, закрыла глаза, произнесла:
В ответ прозвучало несколько «да».
Жи-вунг, как безумный, вступил ударными. Зое вторила ему басами, Нарцисс – гитарой. Франсина начала арпеджио. Понимая, что идет вторая попытка оторвать самолет от земли, Поль поднял мощность до максимума. Весь зал вибрировал. Если они не взлетят сейчас, они не взлетят никогда.
Жюли прижала губы к микрофону и запела, поднимая голос все выше:
Потом громче, закрыв глаза и подняв кулак:
На этот раз все получалось. Каждый инструмент играл верно. Поль подстроился безупречно. Голос Жюли, с его теплой тесситурой, вел тему идеально. Каждая вибрация, каждое произнесенное слово звучали чисто и сильно, словно для того, чтобы они сами собой воздействовали на внутренние органы слушателей. Ах, если бы эти люди знали, что она совершенно владела своим голосом, что она могла издавать звуки, точно направленные на поджелудочную железу или печень!
Поль прибавил мощности. Тысячеваттные усилители выделяли невероятную энергию. Зал уже не вибрировал, он дрожал. Голос Жюли заполнял барабанные перепонки и шел прямо в мозг. Ни о чем другом, кроме голоса девушки с серыми глазами, думать было невозможно.
Никогда Жюли не чувствовала такого пыла. Она забыла и про мать, и про выпускной экзамен.
Музыка живительно действовала на всех. Пенсионеры в первом ряду отложили слуховые аппараты, руками и ногами отбивали такт. Дверь больше не скрипела. Все зрители ритмично раскачивались и даже танцевали в проходах.
Жюли сделала Полю знак понизить на тон силу звука, подошла к краю сцены и стала ронять слова: