Ревущие девяностые. Семена развала

Клинтон даже предложил совершенно блестящую идею: почему бы не облагать налогом «вред» — например загрязнение, а не «благо» — упорный труд и сбережения? Но загрязнители, те, кто выбрасывал газы, создающие парниковый эффект, источник глобального потепления, сопровождаемого хаотическими метеорологическими явлениями, причинившими такой большой ущерб в последние годы, и слышать не хотели об этом. Что, впрочем, совсем неудивительно. Энергетические компании объединились с производителями автомобилей и угольной промышленностью, образовав широкую коалицию эгоистических интересов, чтобы превратить то, что могло бы обеспечить широкую базу налогообложения, что увеличило бы нашу энергетическую независимость и экономическую эффективность, улучшив попутно состояние атмосферы, в ничтожный 4,3-процентный налог на бензин.

Сокращение дефицита придало драматический характер первым месяцам пребывания администрации Клинтона у власти. Шла борьба хороших парней против плохих, тех, кто выступал за ответственное отношение к государственным финансам против безответственных. В качестве Новых демократов мы чувствовали, что наше политическое будущее требует изменения имиджа демократической партии как «партии облагающих налогами и тратящих государственные средства» — хотя это значительно меньше сказалось на восприятии электоратом, чем мы надеялись, и мало изменило риторику республиканцев.

НЕ ЗАШЛИ ЛИ МЫ В СОКРАЩЕНИИ ДЕФИЦИТА СЛИШКОМ ДАЛЕКО

Однако, если отвлечься от проблем партийной политики и подойти к вопросу с точки зрения того, положительно ли это сказалось на ситуации сегодняшнего дня, я думаю, что в сокращении дефицита мы зашли слишком далеко и если мы не научимся правильному подходу к проблеме дефицита, экономическая политика в будущем окажется деформированной, а экономическое процветание — поставленным под угрозу. С течением времени даже администрация Клинтона все более и более запутывалась в вопросе о роли сокращения дефицита. Если сокращение дефицита вывело нас из рецессии, то другие страны, подвергшиеся рецессии, также должны сокращать свои дефициты, и эту политику по нашему настоянию МВФ навязывал развивающимся странам, причем с катастрофическими результатами, особенно в Восточной Азии и Латинской Америке. Но когда дело дошло до Европы и Японии, экономический рост которых оказывал сильнейшее влияние на наш экспорт и таким образом на наш рост, наша уверенность поколебалась. Я председательствовал в Комитете по экономической политике Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), куда входила группа промышленно развитых стран, объединившихся для того, чтобы делиться опытом и, соблюдая условия равенства, побуждать друг друга к проведению «хорошей» экономической политики. В середине девяностых годов шел здоровый экономический рост в странах с возникающими рыночными экономиками, но не в передовых промышленных странах. Америка настойчиво рекомендовала им более активную макроэкономическую политику роста. Они нуждались, например, в структурных реформах, изменении своего трудового законодательства; но с нашей точки зрения всего этого было недостаточно. Мы неоднократно призывали Японию и Европу к политике, стимулирующей экономический рост. Американская точка зрения была предельно ясна: Япония нуждается в дефицитном финансировании экономического роста, в стимулирующей макроэкономической политике.

Для экономики, столкнувшейся со спадом, выгоды, например, от увеличения государственных расходов намного превышают связанные с этим издержки, даже если эти увеличения происходят за счет бюджетного дефицита, расходы в этом случае являются высокорентабельными инвестициями. Когда экономика функционирует ниже уровня полной мощности — т.е. в состоянии рецессии — 100 млрд дополнительно израсходованных государством долларов, как правило, дают эффект увеличения ВВП, многократно превышающего эту сумму (в теории это называется эффектом мультипликатора). Для простоты пусть это будут 200 млрд долларов. Одним из главных выводов современной экономической науки является то, что рост порождает рост: если экономика растет день ото дня, то это увеличивает вероятность того, что она будет расти в будущем году и еще через год. Высокие темпы роста стимулируют научные исследования и дополнительные инвестиции. Соблюдая осторожность, допустим, что лишь половина из указанных 200 млрд сохранится в качестве устойчивого роста. Но и это уже означает, что 100 млрд разовых инвестиций, произведенных сегодня, обеспечили 100 млрд долларов ежегодного устойчивого прироста ВВП в дополнение к тем 200 млрд долларов, которые страна выиграла сразу же. Увеличится, однако, внешний долг страны; для Америки это означает, что нужно заимствовать 100 млрд долларов за рубежом под ставку, скажем, в 6 процентов. Короче, мы будем отдавать иностранцам 6 млрд долларов ежегодно, но 94 млрд долларов останутся при этом у нас дома.