Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

– Вам там будет очень холодно, – честно предупредил ее Резанов. – Я говорил, что зима у нас очень красивая, со снегом, но этой красотой лучше всего любоваться из окна. Хотя вам и не придется в морозы бывать на улице, если только вы сами не захотите, – поспешил он добавить, забеспокоившись, как бы девушка не испугалась суровых российских холодов. – Мы с вами будем гулять, только в теплое время. А зимой, в крайнем случае, ездить в экипаже на званые вечера.

Волновался он зря – сияющее лицо Кончиты лучше всяких слов говорило о том, что никаких морозов она не боится. Да и сложно было бояться никогда не испытанного сильного холода, сидя под проникавшими в комнату через окно жаркими солнечными лучами. Резанов представил себе, как она, одетая в длинную меховую шубу и муфту, идет по заснеженной Невской перспективе – возникшая в воображении картина показалась ему слишком необычной, хотя Кончите это, возможно, действительно понравилось бы.

А сама Кончита мысленно уже перескочила с русской зимы на другие, более серьезные вопросы: ее лицо сделалось сосредоточенным и как будто неуверенным в себе.

– Простите меня, Николай, – заговорила она осторожно, – но вы почти ни слова не сказали мне о вашей первой жене… Скажите, вы… очень ее любили?

Этого вопроса командор боялся больше всего – хотя и точно знал, что рано или поздно он его услышит. Боялся, потому что точно знал: солгать, рассказывая об Анне, он не сможет даже ради спасения всех обитателей Русской Америки.

– Да, – сказал он твердо. – Я любил ее больше всех на свете и люблю до сих пор. Она была замечательной женщиной, очень доброй и справедливой, очень любящей детей… – Николай замолчал, чувствуя, что любые его слова об Анне прозвучат здесь слишком сухо и не смогут передать то, что он чувствовал к ней. Но Кончита, совсем посерьезневшая, лишь молча кивнула, показывая, что понимает его и не требует от него больше никаких объяснений. С изумлением Николай понял, что она разделяет его чувства и что не собирается ревновать его к умершей жене. И эта ее готовность принять его не остывшую любовь к Анне заставила Николая поделиться с девушкой самым сокровенным.

– Перед смертью моя жена сказала, что желает мне счастья, – произнес он, с трудом подбирая слова на чужом языке. – Что будет только рада, если я смогу полюбить и жениться еще раз. Я тогда не верил, что такое возможно, но Анна сказала, что тот, кто был способен полюбить один раз, полюбит и в другой.

Кончита слушала его, нахмурив свои густые брови и напряженно о чем-то думая. Николай замолчал и стал терпеливо дожидаться ее ответа. Наконец лицо девушки разгладилось, хотя выглядела она все равно какой-то неуверенной.

– Наверное, ваша жена была права… – заговорила она наконец задумчивым тоном. – Но вот я бы так не смогла. Я люблю вас, сеньор Николай, и я точно знаю, что никогда уже не смогу полюбить кого-нибудь еще! Простите, если я сказала что-то не так, но это правда! А ваша жена – она была самой лучшей женщиной, самой достойной, я в этом уверена!

«Да, она была лучшей, – согласился с ней про себя Резанов. – А еще она была полной твоей противоположностью!» – добавил он, глядя в живые, горящие глаза сидящей напротив девушки. Анна такой не была, Анна всегда оставалась тихой и сдержанной, в ее глазах никогда не пылал такой бурный, почти сумасшедший огонь, даже в те моменты, когда она занималась их сыном… Николай чуть заметно тряхнул головой, отгоняя эти мысли: он не мог, не должен был, не имел права сравнивать Анну ни с Кончитой, ни с какой-либо еще женщиной! Даже если бы сравнение было в ее пользу – это все равно стало бы оскорблением ее памяти.

А еще об этих сравнениях и вообще о его мыслях об Анне не должна была догадаться Кончита. Это было бы нечестно по отношению к ним обеим, и Николай решительно сказал себе, что, если Кончита станет его второй женой, он больше никогда не будет обсуждать с ней Анну. У Кончиты не будет повода ни ревновать его к прошлому, ни чувствовать себя нелюбимой.

– В России у меня остались двое детей, – заговорил он вслух, сообразив, что разговор о его прошлой жизни еще не завершен – Кончита имела право знать обо всем, включая и своих будущих пасынков. – Сын и дочь, Петр и Ольга. Петру сейчас четыре года, уже почти пять, а Оле – три, – он вздохнул и честно признался: – Знаете, я мало вспоминал их во время плавания, меня все время отвлекали дела, но сейчас я понимаю, что страшно по ним соскучился. Когда я уехал, дочь была еще младенцем, да и сын мало что понимал и плохо умел говорить… А теперь они уже выросли совсем, бегают, наверное… И меня совершенно не помнят.

– Они вспомнят! – с уверенностью заявила Кончита. – Обязательно вспомнят, как же может быть иначе?! Они же все равно вас любят, даже если не запомнили вас в лицо!

– Да, – вздохнул Резанов. – Я очень на это надеюсь.

– Так и будет, – заверила его девушка. – А я… я вам обещаю, что тоже их полюблю и постараюсь стать для них лучшим другом.

– Спасибо вам! – удивленно и радостно воскликнул Николай. – Спасибо…