Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

«Нет уж, не смей опять расстраиваться!» – одернул себя Резанов и зашагал еще быстрее. Он уезжал из Петербурга вовсе не навсегда, он еще вернется в столицу, пусть не сразу, пусть через несколько лет, но вернется! И еще налюбуется и Невской перспективой, и другими улицами, еще насмотрится на новые дворцы. А может, он вообще сможет приехать обратно быстро, через год или два, и на Невском даже построить ничего нового не успеют.

Правда, скорое возвращение в столицу означало, что граф Резанов быстро обзаведется супругой, о чем молодому человеку думать пока не хотелось. Он дошел до поворота на знакомую улицу, свернул на нее и снова оказался в темном лабиринте узких проходов и внутренних дворов. Еще через полчаса он был уже дома и, устало зевая, готовился ко сну. Поездка в Иркутск его больше не огорчала, он только что попрощался с Петербургом и пообещал этому городу вернуться.

Сборы в дорогу, как Николай и предполагал, затянулись почти на три недели. Он изнывал от нетерпения и скуки и готов был считать минуты до дня отъезда. И в тот день, когда два нагруженных сундуками экипажа, размеренно покачиваясь и поскрипывая рессорами, выехали наконец за пределы города, на лице Резанова сияла такая довольная улыбка, словно поездка в Иркутск была для него не «почетной ссылкой», а самой настоящей наградой. Спутники графа искоса посматривали на него с тщательно скрываемым любопытством: разумеется, сплетни о том, что инспекция сибирских торговых компаний – это только предлог, чтобы удалить его от императорского двора, уже распространились по всей столице, и они рассчитывали увидеть угрюмого и раздосадованного, а вовсе не радующегося жизни молодого человека. Николай делал вид, что не замечает их удивленных взглядов, немного злорадствуя про себя: от него ждали, что он будет переживать и что его можно будет снисходительно жалеть, но он не доставил никому этого удовольствия.

А потом экипажи выехали на заснеженную лесную дорогу, оставив позади шумную и освещенную множеством фонарей столицу, и Резанов вообще перестал обращать внимание на своих спутников, на время позабыв и о собственных неприятностях, и о предстоящих делах. Он вдруг с изумлением обнаружил, что зимний лес – это потрясающе красивое зрелище, не менее красивое, чем зимняя заснеженная степь, по которой он скакал семь лет назад, охраняя карету Екатерины Второй. И ведь этот лес был совсем рядом с ним, а ему даже в голову не приходило выехать из города и полюбоваться такой красотой! Годами сидел безвылазно в столице, ездил из дома в канцелярию и обратно, скучал на работе и на светских приемах, и даже просто по улицам, по Неве почти не прогуливался! А уж о том, чтобы хоть ненадолго забыть о городской жизни и делах, и вовсе не помышлял… Похоже, судьба в виде ревнивого Зубова дала ему шанс отдохнуть от бесконечных дел и насладиться природой.

Весь вечер Николай делал вид, что его интересует, не меняется ли погода, и под этим предлогом выглядывал в окно экипажа. Небо постепенно темнело, из светло-серого становилось ярко-синим, а потом – черным, и вместе с ним так же синел укрывающий дорогу и ветки деревьев снег. А когда они отъехали на достаточно большое расстояние от вечно затянутого тучами Петербурга, в небе зажглись звезды – такие большие и яркие, что ими, уже не смущаясь друг друга, залюбовались все пассажиры.

Правда, первая ночевка на станции, в плохо протопленной холодной комнате под тонким, почти не греющим одеялом, несколько поумерила восторги Резанова. Но наутро, когда они снова понеслись по заснеженному и освещенному ярким солнцем лесу, настроение у него опять поднялось, и он снова продолжил смотреть в окно, почти не слушая болтовню своих попутчиков и окончательно забыв об оставленной позади столице. Они ехали среди сугробов, порой тяжело прогнувшиеся под снегом еловые ветки нависали над крышей экипажа с обеих сторон, скрывая от него солнце, а порой лес расступался, и они оказывались посреди ровного, как застеленный белой скатертью стол, поля. Тогда Николай и его спутники начинали щуриться от отраженных от снега слишком ярких солнечных лучей и нехотя задвигали занавески на окнах. Но долго сидеть в полумраке и пересказывать друг другу и так всем известные последние новости им было неинтересно, и вскоре чья-нибудь рука снова начинала тянуться к занавескам, чтобы впустить в экипаж дневной свет и разогнать темноту вместе со скукой.