Резервация 2

Мирра молча вела машину и думала о том, что увозит из привычного мира своих демонов. Там, в надкроватном мире, она вспоминала о них только по ночам, когда ложилась спать, стараясь не свешивать ногу с кровати. А с наступлением утра забывала. Но здесь, на границе миров, в подкроватном мире, все ее чудовища обретали плоть. Становились проводниками. У каждого из людей свои чудовища. Там, в мире света и взрослых дел. Но здесь, в пыльной и темной резервации, чудовища не делились на своих и чужих. Они были общими.

Впереди лежала пустота. Он обволакивала машину со всех сторон, просачивалась внутрь сквозь щели, лилась под ноги. Холодная, вязкая жижа, пожирающая свет. Мир горел где-то там, позади. В зеркалах, отражающих прошлое. Превращался в точки кружащих светляков. И чем дальше Мирра с Аней удалялись от КПП, тем тусклее становился этот свет. И все добрые воспоминания стирались, пропадали, как запахи прелой листвы под выпавшим, запоздалым снегом. Они уступали место кошмарам. Аня чувствовала, как зудело все ее тело от набухших гнойных ран. Как они лопались, выпуская на волю весь смрад, скопившийся под кожей за то время, пока она старалась начать новую жизнь.

“Жизнь – это кольцо, сука. Ты снова вернешься ко мне. Даже после смерти”

Эти слова никогда не принадлежали похотливому индейцу. Через него, через его поганый рот, с Аней разговорила сама Резервация.

Мы не вернемся, – подумалось ей, и она зажала холодные руки между колен. – Мы никогда не вернемся обратно.

– Мия сдержала слово, – сказала Мирра холодно. Будто провела ножом. Но внутри у нее бушевал огонь. Она подумала, что должна была что-то говорить. Себе самой. Лить воду слов на разгоревшийся в груди пожар. Чтобы убедить себя в нужности принесенных жертв. Голдтаун всегда был чудовищем, скопищем ядовитых гадов, шипящих, голодных мразей, ползавших под маской утопических свобод. Мия Лавлин сдержала слово, но теперь ей самой нужно было бежать. Закрыть все двери и постараться залечь на дно. Но вся штука была в том, что из Европы можно было сбежать только за стену. А значит Мия Лавлин была обречена стать кормом для ползучих гадов. Жертвой уродливым, кровавым богам.

– У нее будут неприятности? – спросила Аня.

– Думаю, все будет хорошо.

Конечно же, не будет. Все это было частью какого-то заговора, по случайности превратившегося в мясорубку. И теперь эта мясорубка перекрутит всех, до кого сможет добраться.

– Ты покажешь дорогу? – спросила Мирра. – Туда, где вы с Гаем виделись последний раз?

Аня кивнула. Для начала им нужно было ехать прямо, не сворачивая. По обезлюженному песчаному кварталу, мертвому многие годы.

Он все еще опасен, – подумала Аня, глядя в окно. Там, за стеклом, она видела раззявленные, искаженные временем, рты и обтянутые высохшей кожей черепа. Тела, с ввалившимися грудными клетками. Песчаный квартал напоминал древнюю погребальную пирамиду, в которой покоились набальзамированные тела царей. Их мумии тлели в тяжелых саркофагах, но стоило только сдвинуть крышку и запустить руку в иссохшую плоть, как тут же в ладонь ударило бы жало скорпиона. В резервации даже то, что было мертво, несло в себе огромную опасность.

– С детьми все хорошо, – помолчав, кивнула Мирра. Казалось бы, она говорила это Ане, но, конечно же, эти слова она адресовала себе. – Они у бабушки, она не даст их в обиду. Никогда.

Она улыбнулась, так и не посмотрев на Аню. А та лишь кивнула в ответ.

Все будет хорошо. Что им оставалось еще говорить друг дружке? Двум незнакомым женщинам, запертым в крошечном автомобиле в окружении пустоты. Ничего. Только тешить себя этими мыслями. Дурацкими иллюзиями, что все будет хорошо.

– Так темно, – Мирра посмотрела по сторонам, но увидела в стеклах только отражение своего лица. – Хотя только вечер.

– Мы успели проскочить, – ответила Аня. – Границы закрываются в восемь.

– Жалеешь, что успели?

– Я… – Аня запнулась. – Нет. Не жалею. Просто вспомнила, что успели.

Как она могла жалеть? О чем? Ее место всегда было здесь, не там. Она попала в Голдтаун по ошибке, по стечению обстоятельств. Обманом, если уж быть честной на все сто. Наверное, она не осмелилась бы жалеть о чем-то, кроме того, что случилось в Резервации. И поэтому жалела, что сбежала. Ведь тогда Мирра сейчас не ехала бы вглубь Резервации, а смотрела мультики на диване с детьми. Ждала бы Гая, рыдая в подушку. Но осталась бы там, в мире света и счастливых улыбок. Ей было для чего жить. Но она была той породы, какая хватается даже за призрачную нить, а Аня была для нее целым канатом, ведущим к Гаю.

Можно ли любить человека так сильно, чтобы отдать ему свою жизнь? Когда-то Аня любила так своего отца. И теперь она знала, что можно. Нашла подтверждение своим чувствам, которые часто считала выдумкой. Можно бросить все ради того, кого искренне любишь. И пойти за ним в самую бездну.

– Он очень тебя любил. А ты его, – Аня поглядела на Мирру сквозь темные стекла очков. – Представляю, какой счастливой семьей вы были.

Мирра коротко кивнула. Хотела было что-то сказать, но слова встали комом в горле.