Читаем Режим бесконечной функциональности полностью

– Эппи безобиден, а этот опасен, как и любой военный робот.

Мэтт никак не отреагировал на эти слова.

– Опасен, – Кира покатала слово на языке, словно о чём-то думая.

Павел стал высасывать кофе и думать о том, что для таких моментов скуки пригодилась бы карта. И не пришлось бы слушать болтовню Киры и видеть бесплодность её попыток проникнуть в чужой разум. Он знал, что энергикам нельзя ставить карты, но иногда такие мысли посещали даже его. У Брэдли из их группы была карта НКИ, и когда они на одной из вылазок оказались у чужого силового поля, она закоротила у него в мозгу. Тот катался по земле и выл, пытаясь сорвать с себя систему, а им даже со стороны была слышна музыка, будто льющаяся из чужих ушей.

Кира резко повернулась к Павлу с волнением, которое обычно было у неё на лице в преддверии очередной утопической идеи. Но Павел лишь скучающе посмотрел в ответ.

– Вспомни Первый закон, – сказала она. – Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. На заре робототехники встал вопрос, как правильно сформулировать для робота Три закона? Ведь, по сути, в искусственный разум нужно было вложить такое понятие, как вред. Само оно не появится.

– И в чём проблема? Определение слову «вред» не нашлось?

Мориссон никогда не затрагивал тему роботов, они его не интересовали. Как и любого «энергика». Зачем интересоваться искусственным разумом, если до конца не можешь понять, как устроен собственный?

– А по-твоему, что такое вред? – спросила Кира.

Павел пожал плечами.

– Ну… грубо говоря, это ущерб здоровью человека.

– Хорошо, а что такое ущерб?

– То же, что и вред?

– Не замыкай всё в одну цепь, – недовольно сказала Кира. – Каких видов бывает ущерб?

– Их много.

– А что если робот не будет действовать грубой силой и причинять ущерб напрямую?

– Не понял.

– Первый закон – только для людей. Что если человек – ребёнок, у которого есть любимая собачка, и однажды робот убьёт животное. Тем самым он нанесёт ущерб здоровью ребенка?

– Конечно.

– Хорошо. А если андроид или ИИ – вот как он – будет лучшим другом маленькой девочки, назовем её Пенни. И однажды Пенни влюбится в него, ведь робот так похож на человека, он всегда рядом и всегда её защитит, он выслушает и никогда не обманет. Но честный робот скажет Пенни, что они никогда не смогут быть вместе и вообще Пенни страшная.

– Ну, ты… – возмутился Павел.

– Согласно параграфу 10 пункта 2 «Межпланетного законодательства о роботах и робототехнике» подобный ответ можно будет классифицировать как вред, нанесенный психическому здоровью, – говорит Мэтт. – Так же как и убийство любимой собачки.

Кира указала на него пальцем:

– А ты вообще молчи. Это при условии, что строка «обидеть Пенни, сказав, что она страшная» или «избавиться от собачки», прописана у тебя в какой-нибудь подсистеме. А под «вред» законодательной базы можно подвести всё, что угодно. Тем более мы рассматриваем времена на заре робототехники, когда только психоструктура зарождалась, а о законодательстве и речи не шло.

– Она права, – согласился Павел и тут же прикусил язык. Он не собирался быть сопричастным к роботу даже в малой мере.

– Ну так вот. Он говорит ей, что она страшная и они никогда не будут вместе, и девочка с горя выпрыгивает из космолета.

– Ты ужасный рассказчик, – заметил Павел.

– Она бы не смогла выпрыгнуть, бортовая система… – начал Мэтт и Кира раздраженно зарычала.

Павел тихо рассмеялся, а после спросил:

– Ты хочешь сказать, что вред может быть разный?

– И это тоже. Но самое главное – что конкретно понимать под словом «вред»? Роботов не программируют оценивать мораль, понимать чувственные абстрактные понятия и копаться в собственной психоструктуре в поисках воли. Люди даже не разобрались, как формируется замысел и можно ли вообще это действие описать, но при этом они создали робота, так называемый интеллект которого – большая помойка из нагромождения понятий и действий. И слово «вред», так же как и всё, должно быть определено через более просты формы. Поэтому, когда приступили к разработке Закона, данное слово несло в себе перечисление потенциально опасных действий, которые робот может совершить с человеком.

Павел подавил желание рассмеяться.

– Таких действий бесконечно много. Любая вещь, созданная человеком, может нести опасность, если знать, как ей пользоваться.

– Возможно. Но на момент создания законов таких действий было не бесконечно много и даже не миллиард, а около пятисот миллионов.

– Момент создания…

– Около двух веков назад.

– Ты смеёшься?

– Ты думаешь, мне смешно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дебютная постановка. Том 2
Дебютная постановка. Том 2

Ошеломительная история о том, как в далекие советские годы был убит знаменитый певец, любимчик самого Брежнева, и на что пришлось пойти следователям, чтобы сохранить свои должности.1966 год. В качестве подставки убийца выбрал черную, отливающую аспидным лаком крышку рояля. Расставил на ней тринадцать блюдец, и на них уже – горящие свечи. Внимательно осмотрел кушетку, на которой лежал мертвец, убрал со столика опустошенные коробочки из-под снотворного. Остался последний штрих, вишенка на торте… Убийца аккуратно положил на грудь певца фотографию женщины и полоску бумаги с короткой фразой, написанной печатными буквами.Полвека спустя этим делом увлекся молодой журналист Петр Кравченко. Легендарная Анастасия Каменская, оперативник в отставке, помогает ему установить контакты с людьми, причастными к тем давним событиям и способными раскрыть мрачные секреты прошлого…

Александра Маринина

Детективы / Прочие Детективы
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне