Режим бога (Последний шаг)

Подполковник посмотрел на нее так, что душа ушла в пятки, позвоночник загудел, а в кобчике началась атавистическая дрожь, словно тот стремился поджаться на манер собачьего хвоста в минуты опасности. Ледяные глаза Дика становились все безжалостнее, сминая сопротивление Эфимии и подчиняя себе ее разум. Благодаря опыту иной своей жизни девушка знала, что с давних пор применение этого навыка вызывает у него приступ страшной мигрени, и тем большим был ее ужас при осознании, что сейчас он готов на все, даже если потом упадет замертво, а то и мертвым. Он продавил наскоро выставленный хлипкий щиток «благословеньица» и невидимым щупом вгрызся в ее мозг.

— Папа, это я! — заплакала Эфимия. — Я ведь говорила вам, что…

— Если ты использовал эликсир Палладаса и если ты спекулат, посмевший хоть пальцем тронуть мою дочь, я размажу тебя вон по той стене, — тихим и спокойным голосом уведомил ее подполковник. — Встать!

Подчиняясь «харизме», девушка встала.

— Иди вперед, пока я не позволю тебе остановиться.

Ноги шли сами, хотя голова казалась абсолютно ясной и трезвой. Чужой мозг отдавал приказы ее нервам, мышцам, суставам. Эфимия не смогла бы даже упасть, захоти она это сделать. Он вел ее, словно кукловод марионетку. Эфимия уговаривала его одуматься, но Калиостро оставался непреклонен.

— Спроси госпожу Бароччи! — заливалась слезами она, помимо воли спускаясь в Бермудский треугольник Управления — крыло контрразведчиков.

— Мне нужен «зеркальный ящик», — бросил Дик дежурному «контре». — Немедленно.

— Есть, сэр! Вам направо, сэр!

— Я знаю. И вызвать Стефанию.

— Папа!

— Молчать!

— Папа, я — это я! Ты ошибаешься! Ну поверь мне, позвони Джоконде и Луису. Или, хочешь, я расскажу тебе какую-нибудь историю, известную только нам двоим — и ты…

— Молчать, я сказал. Тебе не хуже меня известно, что после вхождения в чужой образ ты перенимаешь все, что содержится в памяти прототипа.

— Но тогда я не знаю, как…

— Мне лишить тебя возможности говорить? Или ты замолчишь сам? Сейчас у тебя будет возможность выговориться, но не здесь!

Они вступили в цилиндрический лифт и опустились в небольшую комнату, стены и потолок которой были отделаны зеркалами, жестоко преумножая сущности.

— Нет! Не надо! — Эфимия закрылась руками и зажмурилась. — Я не хочу!

— Сидеть!

Едва она против собственной воли опустилась за стол, электроника пристегнула ее запястья и щиколотки к креслу, намертво встроенному в холодный пол. Дик встал спиной к «Видеоайзу», который фиксировал происходящее.

— Все вон! — гаркнул он на дежурных, не сводя глаз с несчастной дочери. — Все вон, я сказал! Стефанию Каприччо ко мне!

— Подполковник сейчас будет, — выходя, сообщил один из «контр».

— Папа!

— Не смей это произносить. Теперь отвечай, кто ты и откуда взялся? Если ты будешь продолжать цирк, мне придется отправить тебя в обморок, чтобы ты вернулся (или вернулась) в свой постоянный облик. Ты этого добиваешься? Тогда сейчас здесь будет подполковник Каприччо — и я тебе не завидую. Кто ты и где моя настоящая дочь?! Где Эфимия, твою мать?!

Девушка закричала, прогнулась в кресле, как будто через фиксаторы прошел ток, и обмякла.

Дик услышал идущий отовсюду визг. Он замотал головой, пытаясь понять, кто это так верещит, и, из последних сил войдя в состояние «тонкого» зрения, различил мечущиеся по комнате человеческие силуэты.

Один из них, контур которого, как почудилось подполковнику, ограничивался прозрачной огненной аурой, держал в охапке другой, бесцветный и совершенно безжизненный. Огненное существо не визжало: в отчаянии и страхе оно кого-то звало, но слышно это становилось только в особом состоянии восприятия.

Зеркала допросной начали лопаться, стоило невидимому огню отразиться в них. Осколки летели на пол.

Калиостро бросился к дочери и отключил фиксаторы. Ее тело ватным кулем повалилось на него. В «зеркальный ящик», который теперь уже вряд ли можно было назвать зеркальным, вбежала Стефания с коробкой-минимизатором наготове — и не было никаких сомнений в том, что там «заархивирована» целая лаборатория новейших разработок в области психотропных веществ. Увидев Дика с Эфимией на руках, подполковник Каприччо отступила.

— Что здесь про… — и в недоумении осмотрелась, скользя взглядом по разбитым панелям потолка и стен и крошеву стекол на полу, — …ис-хо-дит?..

— Не спрашивай, Стеф! Приведи ее в чувство.

— Тут воняет гарью! — возмутилась тогда Стефания, как возмутился бы старый работник, обнаружив, что новичок повесил по незнанию свое пальто на его законную вешалку в гардеробе. — Что вы тут себе позволяете, господин спец? Это не ваша территория!

— Её! — рявкнул Дик, подбрасывая на руках дочь, и заломленная рука той безжизненно мотнулась. — Надо! Привести! В чувство!

Каприччо разъярилась с места в карьер:

— Ну так и неси ее в бокс! — заорала она в ответ, распрямляясь во весь рост, как взведенная пружина. — И не смей здесь повышать голос! Тут только я могу орать! Все ясно, спец чертов?!

Осадив его, Стефания тут же и успокоилась:

— Пошли.

Они переместились в другое помещение.

— Клади ее сюда, — она указала на высокую кровать посреди бокса.