Режим бога (Последний шаг)

Нэфри на всякий случай обмахнула невидимым клинком и госпожу Сотис, получив в ответ злобный взгляд уходящей старухи. Гайти Сотис удивленно прислушалась к себе и посмотрела на гостью заблестевшими глазами, в которых снова зацвели небесные лилии.

— Гиена… — пробурчала Веги и пошла закрывать двери за соседкой.

— Госпожа Сотис, у вас очень красивые цветы. Моя мама тоже обожает заниматься садом… — Нэфри засмеялась: — Это потому что археолог не может не рыться в земле.

Мать Ноиро наконец-то позволила себе слабенькую улыбку:

— Она тоже археолог?

— Что вы! «Тоже» — это я! Она, как и моя покойная бабушка — профессор КИА. Но заниматься бумажной работой ей надоело, а ездить в экспедиции стало тяжеловато. Поэтому моя мама уже два года читает лекции, числясь на пенсии.

— Вы мне лучше расскажите, что это за врач из сельвы?

Веги вернулась почти вприпрыжку:

— Гиена отвалила! Гиена отвалила!

— Веги! — с укоризной возопила Гайти Сотис. — Я закрываю глаза на ваши ссоры с братом. Но когда речь идет о старших, какими бы они ни были, это переходит границы дозволенного.

— Ноиро тоже старший по сравнению со мной! — огрызнулась Веги. — А твоя Гиена — гадкая бабка, и я не понимаю, как ты ее терпишь.

Мать стукнула кулаком по столу, машинально повторяя недавний жест Гинни.

— Прекрати! Извините, Нэфри, никак не могу научить этого ребенка уважать взрослых. Во всем перечит. Правда, Ноиро в этом возрасте был еще хуже… На чем мы остановились?

Нэфри неторопливо понюхала махровую алую розочку:

— На вашем вопросе о знахаре, который спас Ноиро.

— Да! Расскажите мне о нем. Вы его видели?

— Да. Это очень хороший врач. Дикари боготворят его и зовут Та-Дюлатаром, что в переводе значит «бог-целитель». Он приезжий, но откуда приехал, они не знают и стараются любым путем уберечь его от нездорового любопытства приезжих. Его слушаются даже шаманы — раванги, как их называют в сельве…

Госпожа Сотис слушала со скепсисом и не пыталась этого скрыть, а Веги было интересно.

— Допустим. Ладно, допустим, он такой замечательный врач. Но очень уж подозрительно — почему тогда он скрывается в сельве? Не может ли все быть куда прозаичнее: на его совести смерть пациента, и он скрывается в Рельвадо от правосудия?

— Даже если и так, — отозвалась Нэфри. — Чтобы допустить ошибку, надо что-то да уметь, вам так не кажется? И чем сложнее случай, тем больше рискует хирург, а спрос с него велик. Даже если он уехал в сельву из-за судебного преследования, в том нет ничего страшного, потому что Ноиро он спас и выходил, как и многих других людей.

— Каких людей?

— Аборигенов сельвы.

Женщина презрительно фыркнула:

— Ну что ж, если вы считаете, что человек, погубивший кого-то некомпетентными действиями и ушедший от ответственности, имеет право практиковать…

— Я считаю, — вдруг возвысила голос Нэфри, заставив госпожу Сотис замолкнуть, — что мы сейчас говорим о домыслах! Вы не знаете, и я не знаю, по какой причине этот человек находится в сельве. Налицо только один факт: он талантливый хирург.

— Да! — не выдержав, поддакнула Веги, слушавшая их затаив дыхание.

Гайти Сотис сдала позиции. Теперь они с Нэфри словно поменялись местами: девушка выглядела взрослым и здравомыслящим человеком, а мать Ноиро — растерянным ребенком. Нэфри видела, как науськивания соседки, всплывая из ее подсознания, то и дело омрачают лицо женщины необоснованными подозрениями и надуманными страхами.

— А далеко ли живет госпожа Гинни? — с невинным видом осведомилась певица, взглянув на Веги.

— Вторая половина этого дома — гиенина.

— Веги!

— Да, мам? Меня спросили…

— Перестань так говорить о Гинни!

— Хорошо, мам, я постараюсь.

Нэфри надула щеки и с шумом выпустила воздух. Надо же, как все худо складывается! Как будто проклял их кто-то…

— Она одна живет?

— Да кто с такой выживет?! — снова не вытерпела Веги и пригнула голову, когда мать, скроив мучительную гримасу, опять шлепнула рукою по столу. — Зато правда… — (Шепотом.)

Наблюдая за представлением, Нэфри едва сдерживала смех, но в глубине души ей было грустно за стареющих людей, которые теряют нюх на опасность и подменяют истину глупыми, а то и вредными суррогатами, привыкая и сживаясь с ними намертво. Как будто, едва набравшись жизненного опыта, они тут же глупеют, черствеют и слепнут. Не все они, конечно, но…

— Бедняга Гинни тоже вдова, — глухо объяснила госпожа Сотис. — Ее муж умер раньше моего Эрхо. Сын… Этот приедет, поживет — и снова в отъезде. А малолетние дурочки, — с нажимом добавила она, пытаясь взглядом заставить дочь стыдиться, — просто еще не знают, что такое одиночество.

— Я украду у вас Веги на полдня, если позволите? Я хотела бы, чтобы она поехала со мной на конюшни в Затоне.