Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно [сборник]

Всё. В работе – перерыв. Как заметил один мой друг, главная особенность нашей работы в том, что ты постоянно должен учитывать заболевания других людей. Знать, что один психопат, другой неврастеник. Этот – эпилептик, а у этого синдром Туретта. Знать, что один внезапно приходит в ярость, второй с врожденной амнезией, третий может вдруг заплакать. А в целом они все в общем-то милые люди. Каждый день выглядит так, будто едешь в плацкарте на огромной скорости. Соскочить не можешь, а пассажиры вокруг разные. Кто-то храпит, кто-то играет в домино, кто-то пердит, кто-то высунул носки в проход, у кого-то плачет ребенок, кто-то бухает. У тебя боковая полка рядом с туалетом, а у всех понос.

Художнику-постановщику звонит продюсер и говорит: «Ты зачем нарисовал на эскизе голых детей?» Художник-постановщик клянется, что никогда ничего подобного не делал, ему бы и голову такое не пришло! Речь об эскизе декорации помещения 18 века, там паркет, дорогая мебель, сплошные виньетки, актеры в костюмах с пудреными буклями на голове, какие голые дети, откуда? Может быть, конечно, художник-постановщик случайно нажал в фотошопе кнопку «Нарисовать голых детей!» и так отправил? Он судорожно открывает эскиз, никаких детей нет. Продюсер уточняет: «Так вон же, в верхнем углу!» Художник-постановщик смотрит и видит амуров, таких обычных толстопопых и кучерявых. Художник-постановщик говорит: «Минуточку…» На что продюсер замечает, что заказчик рекламного ролика не хочет видеть голых детей ни под каким прикрытием. Художник-постановщик говорит: «Минуточку, но у них же крылья. Я вообще не уверен, что они – люди». Продюсер говорит, что он все понимает, но голых детей убрать.

Всё, в работе – перерыв. Я вот второй режиссер, то есть организовываю процесс и людей. И иногда за день так организуешь всех, что к вечеру не можешь остановиться. Вечером звоню Диме и говорю: «Так. Во-первых, открой расписание кинотеатра. Открыл? Во-вторых, посмотри, когда начинается кино? Может быть, ты бы сначала посмотрел время, а потом звал меня туда?» И Дима молчит на том конце провода. Я нервно стучу ступней на этом. Так как права, конечно, я права. А он молчит, потому что, наверное, облажался и думает сейчас: «Вот я дурак! Позвал Алесю в кино, а сам не уточнил время сеанса!» Дима говорит: «Слушай, ты выключай там второго режиссера и возвращайся в семью. Приедешь раньше – будем гулять. Да, вокруг кинотеатра, чувства можно выражать везде». И я думаю: да.

* * *

Установили маме интернет. Первый раз в жизни она узнала, что это такое. Восторг! Скачали пятнадцать альбомов Надежды Кадышевой. Жмет на все ссылки, эйфория, столько статей о политике и кулинарии! Правда, ничего не понимает, много кнопок, вчера снесла Виндоуз. Даже я этого делать не умею. Ожидаем взлом сайта Пентагона. Завтра проснемся, а Китая нет. И все это под Кадышеву.

* * *

Теперь мама настаивает на внуке или внучке. Мы пока предлагаем ей кота Митю, другого она брать не хочет. Но кот Митя – пассажир авиалиний. Его волнует один вопрос: курица или рыба?

* * *

Недавно на площадке прозвучал комментарий режиссера актрисе: «Вы не могли бы облизнуться, но без языка, улыбнуться, не показывая зубов, и прищуриться от удовольствия, не закрывая глаз?» Я представила, получается жаба.

21 сен. 2011 г

У меня раньше была такая комната. Такая комната, где сидели все мои обидчики. Родственники (близкие и не очень), бывшие бойфренды, так называемые друзья и другие официальные лица. В эту комнату я заходила каждый день перед сном, она существовала только в моей башке. Люди там сидели по стеночкам на узких неудобных лавочках, и всем им я рассказывала, что они потеряли и как им теперь до крови предстоит искусать собственные локти.

Они сидят такие, а я захожу. Очень красивая, очень. Тонкая, с хрупкими запястьями, летящие волосы, в глазах успех. Они все, глядя на меня, очень сожалеют, просто очень. Разговоры с ними точно не помню, но суть в том, что Алеся придет и всех накажет. Всех очень жестоко накажет. Отвечаю им всем хлестко, иронично, с хорошо поставленным юмором. Они теряются, что мне теперь сказать. А что скажешь, тут и так все понятно. Разговор котлет с небом. Все это немного напоминает прогулку на танке, я сижу в прицепе (чтобы было лучше видно) и грожу всем оттуда кулаком.

Или я пою песню на сцене, какую-нибудь очень красивую песню, танцую при этом невероятно, как Майкл Джексон в клипе Jam, очень красивая, запястья еще тоньше, в глазах отражения каждого лица, сидящего в этом чертовом зрительном зале, где собрались мои обидчики. Бенефис Алеси Петровны «Я же вам говорила!», дополнительный четвертый концерт в Кремле, торопитесь, билетов нет вообще.