Резидент

Было решено установить за ефрейтором Егоровой круглосуточное скрытное наружное наблюдение по ее месту службы и за домом, в котором она квартировала. Контрразведчики вели себя деликатно, старались держаться на значительном расстоянии, дежурили в три смены, чтобы не примелькаться, но результаты оставались нулевыми. Никто из посторонних с Ларисой не контактировал, никто не заходил к ней в гости, а немногие встречи, что случались у нее на пути к службе или к дому, были с теми, кого она хорошо знала.

По логике вещей следовало, что диверсант должен объявиться у нее в доме, когда она будет в одиночестве, чтобы не застать свидетелей. Вечерами через светящееся окно было видно, что ефрейтор Егорова ведет себя спокойно, ничем не озабочена, ходит по горнице, что-то шьет и даже вышивает. В общем, занимается обычными женскими делами, на которые даже на фронте у девушки остается немного времени. Затем, не утруждая себя долгим бодрствованием, Лариса ложилась спать, затушив керосиновую лампу.

Вместе со всеми заступал на дежурство и Романцев. Однажды Тимофею показалось, что в зарослях сирени он увидел чье-то лицо. У него даже перехватило дыхание от напряжения, в груди образовался легкий холодок. Вглядываясь в темноту, он вытащил из кармана пистолет, дал знак стоявшему рядом старшине обойти куст, но в этот самый момент через тучи пробилась луна, ярко осветив окрестность. Тимофей едва не застонал от досады — то, что он принял за лицо, было не что иное, как свежесрезанный толстый сук дерева.

Надо же было так ошибиться!

Вокруг безлюдно, молчаливо. Полнейшее затишье, какое может быть только на войне в глубоком тылу. То громыхание и далекая канонада, а то вдруг такая тишина, что в ушах звенит. А еще такое безмолвие возможно на изломе лета, когда солнце еще продолжает радовать своим теплом, но в буйно разросшиеся кроны предвестником грядущих природных перемен уже закрался первый желтый лист.

Неужели все-таки показалось?

Всю ночь капитан Романцев и старшина Щербак провели подле дома Ларисы. Шпион не появился, не случилось и крайностей, какие нередко могут быть в прифронтовой зоне. Однако выявилось несколько эпизодов, не укладывающихся в армейскую дисциплину: солдаты, расквартированные в соседней избе, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, повылезали из окон и огородами направились в сторону длинного барака, в котором проживали девушки из вольнонаемного штатного состава.

— Видал? — строго спросил капитан у старшины, показав на удалявшихся бойцов.

— Товарищ капитан, можете не переживать, — горячо заверил Щербак, — я комбату сообщу, с них такую стружку снимут, что им еще долго икаться будет!

— Они ведь из пятьсот сорок четвертого отдельного стрелкового батальона? — уточнил Романцев.

— Точно так. Прибыли с последним пополнением.

— Не нагулялись, значит, на гражданке, — улыбнулся Тимофей.

— Мы этих красавцев вмиг отыщем! У меня там осведомители есть!

— Не нужно никого искать.

— Это почему?

— Не сегодня-завтра в наступление идти. Неизвестно, как для них оно сложится. Может, кроме этой ночки, в их жизни ничего больше и не будет. Ведь совсем молодые ребята!

Уже когда окончательно рассвело, подталкиваемый сомнениями, Романцев подошел к тому месту, где, как ему показалось, он различил чье-то лицо. Даже не удивился, когда заметил на земле четкие отпечатки сапог. След был свежий. Неизвестный находился здесь в одно время с ними и ушел так же незаметно, как и появился.

Наклонившись, Тимофей стал внимательно изучать следы. Это были офицерские армейские сапоги: подошвы и каблуки были подбиты аккуратными небольшими гвоздиками в один ряд. На влажной земле отчетливо запечатлелся закругленный каблук.

— Кто-то был здесь, — разогнувшись, произнес он. — Вот глянь сюда… Отпечаток советских офицерских сапог.

— Это так, — поддакнул старшина. — А ведь тот майор в сапоги Григоренко переобулся. Может, это он был здесь?

— Может, он, а может, кто-то другой. Но нужно быть начеку. Матерый, вражина! Приведешь Егорову ко мне в отдел. Может, мы чего-то упустили, расспросим еще раз поподробнее.

Ближе к вечеру ефрейтор Егорова пришла в штаб дивизии, где размещался отдел военной контрразведки. Однако ничего нового добавить девушка не смогла.

Для удобства наблюдения контрразведчики заняли четыре избы, располагавшиеся по соседству. Главное преимущество состояло в том, что жилище Егоровой размещалось на перекрестке улиц и можно было контролировали все подступы, просматривались даже околица и огород, упиравшийся в лес дощатым покосившимся забором. В одном из домов, стоявшем на дальнем подступе, поселились Романцев с Щербаком.

— Как у тебя с Марусей-то? — неожиданно спросил Тимофей. — Славная девчонка! Я тут как-то в штаб заходил, и знаешь, о чем она меня попросила?

— О чем? — невольно подался вперед Щербак.

— Вы, говорит, товарищ капитан, не обижайте моего кавалера, он хороший парень.

— Так и сказала, товарищ капитан? — просиял Богдан.

— Так и сказала, а что тебя, собственно, удивляет?

— Нет, просто… Подумалось. Жениться я на ней хочу. Тянет меня к ней, ничего не могу с собой поделать!