Учительница немецкого языка Таисия Даниловна Трофимовская в коллективе учителей была старше всех. Дочь богатого казачьего офицера, она получила образование в Швейцарии. До войны преподавала немецкий язык в Краснодарском пединституте. У нее были два сына. Оба, находясь на фронте, попали в плен и служили то ли у Власова, то ли еще в каких-то немецких формированиях. После войны каждый получил солидный срок. Ее выдворили из Краснодара, а самый дальний в крае район был Удобненский. Таисия Даниловна терпеливо ждала сыновей и дождалась, но нескоро. Когда я окончил университет, они еще досиживали. Со скудной учительской зарплаты она регулярно собирала и отправляла им посылки. У Таисии Даниловны был очень сильный характер. Никто не видел ее в минуты слабости. Держалась она независимо. Ходила, не горбясь, не шаркая ногами, хотя ей давно было пора на пенсию. Предмет свой заставила уважать и сделала чуть ли не главным в школе. Когда она, высокая, прямая, в неизменном черном платье, в затемненных очках с чудовищной диоптрией, входила в класс, мы замирали в священном трепете. Я привык быть круглым отличником, но Таисия Даниловна ставила мне «двойку» за «двойкой», нимало не интересуясь тем, что там я представляю из себя как личность. Ее предмета я не знал и на «кол», ибо до нее немецкому языку меня учили сплошные проходимцы. Ее предмета нельзя было одолеть нахрапом, способностями, безбрежной эрудицией. Здесь нужны были труд, труд и еще раз труд. Когда накануне нового, 1950 года, Таисия Даниловна, выставляя четвертные оценки в классный журнал, подошла к моей фамилии и уже готовилась с легкой душой вкатить мне заслуженный «неуд», кто-то из моих доброжелателей пробасил с задней парты на кубанском наречии:
– Нэ ставтэ ему «двойку», вин на мэдаль тягнэ!
Тут Таисия Даниловна впервые посмотрела на меня с интересом.
– Ты что, в самом деле круглый отличник?
Я кивнул.
– Подойди ко мне на перемене, – сказала она.
На перемене я подошел к ней.
– Вот что, – объявила свое решение Таисия Даниловна, – сейчас я поставлю тебе «пятерку», дабы не портить табель. Но на каникулах ты будешь каждый день приходить ко мне домой, и мы будем заниматься немецким языком до упаду. Кроме того, в течение третьей четверти ты прочтешь со словарем все сказки Вильгельма Гауффа. У тебя плохой словарный запас.
Я сделал все, как она велела. В конце учебного года Таисия Даниловна уже не натягивала мне «пятерку». А в десятом классе я ходил у нее в любимчиках. Когда подошел экзамен по немецкому языку на аттестат зрелости, я на этом экзамене ни одного слова не произнес по-русски. Даже грамматические правила говорились по-немецки. Впрочем, так знал ее предмет почти весь класс. От Таисии Даниловны у меня гражданская специальность: филолог-германист.
В Удобной я завершил изучение первоначального курса истории, в том числе – истории нашей страны. В десятом классе мы узнали подробности убийства царской семьи. Мы хорошо усвоили, что жестокость революции оправдана, но внутренне я никогда не мог примириться с казнью мальчишки-наследника и девушек-царевен. Это всегда казалось мне бессмысленным кошмарным злодеянием тем более, что многие Романовы все равно сбежали за границу, они все равно стали там знаменем контрреволюции и все равно ничего с революцией не сумели поделать. Я не мог с этим примириться, хотя великий гуманист Пушкин учил меня:
Это я о детях. А что касается царей и цариц, то у меня к ним особое отношение. Я прожил долгую жизнь. Я был свидетелем многих событий новейшей истории. Я прочел много книг, написанных историками отечественными и зарубежными. И вот к чему я пришел: любой властитель России, будь то великий князь, царь, вождь или президент, в конце своего правления заслуживал исключительной меры, ибо число совершенных им злодеяний всегда превышало и перевешивало добрые дела. Ни один из властителей России не любил своего народа, почитал его быдлом и как с быдлом с ним обходился. Однако у большинства царей и вождей имелось смягчающее обстоятельство: они пеклись о величии державы. Последние наши правители даже этого не делали. Казнь Николая Второго я оправдываю. Царицу нельзя было казнить как психически невменяемого человека.