Резня на Сухаревском рынке

– Во, глянь на того. Это сам Тимофеев Маркел Антонович.

– А кто он, дядя? – спрашивал молодой.

– Большой человек! Да не пялься ты так. Ты коротко посмотри да с уважением. Он тебя запомнит. Он все помнит. Все знает.

Усатый старик действительно обладал феноменальной памятью. И не менее феноменальной способностью добывать любую информацию, поскольку основным его занятием была именно скупка и хранение краденого в дальних помещениях больницы. И он же помогал преступникам попасть в больницу, оформляя их через своего человека в приемном покое по чужим документам – особенно если бандиты поступали с резаными или стреляными ранами. Тут их записывали как случайно порезавшихся или неудачных охотников.

Сейчас же Маркел Антонович принимал просителя в своих покоях, равнодушно слушая, что говорил ему бритый.

– Отработаю. Вот тебе крест!

Тимофеев безучастно посмотрел, как сидевший напротив перекрестился, и налил себе водки, звякнув горлышком бутылки о стакан.

– Дурак ты, – сказал он беззлобно, слегка картавя. – Ты вообще понимаешь, чего предлагаешь? Чем ты мне отработаешь?

– Отработаю! – горячился бритый, косясь на водку. Ему хотелось выпить, но водка была хозяина, а тот не предлагал. – Вот те крест!

– Да хорош уж, – пробурчал Тимофеев. – Послушай, что я скажу теперь. – Он достал из кармана большой платок и вытер усы. – Только за ради твоего братца помогу. Да и ты мне потом должок вернешь. Только договоримся твердо – все, что ни скажу, сделаешь.

– Сделаю! – с готовностью кивнул бритый.

– Скажу «убей» – убьешь. Скажу – «с крыши сигай» – прыгнешь.

– И это сделаю, Маркел Антонович.

– Ну, ладно, – равнодушно кивнул скупщик. – Налей себе. Будет у меня для тебя одна работа…

Бритый схватил бутылку и наполнил свой стакан.

– Ваше здоровье! – произнес он и моментально опрокинул водку в нутро.

Усатый прищурил карий глаз.

– Что, накипело?

– Угу. – Бритый сглотнул и утер рот рукавом рубахи. – Он же мне не просто как брат. Когда маманя и папаня померли, я за ним ходил, кормил его, сам недоедал. На работу по малости лет не брали, вот я воровать и пошел. Били меня страшно, когда ловили! А все мне веселей – когда родная душа рядом. Думал, в мастеровые отдам, женю – пусть чистой жизнью живет. И теперь из-за этого гада его в каторгу! А он же мальчонка еще. Что там с ним сделают? А?

– Известно что, – спокойно ответил Тимофеев, которого на самом деле вовсе не интересовало, что случится на каторге с молодым смазливым насильником.

– Вот! – с отчаянием воскликнул бритый. – Вот!

– Так ты и сам, когда на каторге был, разве не петушил юнцов-то? А? – поднял бровь Маркел Антоныч.

– Был грех, был, – кивнул его собеседник. – Позвольте еще полстаканчика?

– Давай.

Бритый махнул еще полстакана.

– Был грех, – повторил он виноватым голосом. – Так и жизнь на каторге – не малина. Потому и хочу…

– А что ты вообще хочешь? – вдруг перебил его Тимофеев. – Зачем тебе адрес?

– Пойду, в ноги бухнусь, попрошу отпустить брата. – Бритый аж подался вперед. Говорил он с убеждением человека, который с самого начала отогнал всякое сомнение в неудаче своего намерения.

– Да? – насмешливо спросил Тимофеев. – А как он не согласится?

Бритый снова сел на лавку.

– Тогда кончу его. Брата не спасу, так хоть отомщу.

Маркел Антонович подумал, а потом покачал головой.

– Адреса я тебе его не дам. Впрочем, по адресу его искать – только время даром тратить. Он там редко бывает. А если хочешь с ним переведаться, то сходи на Александровскую улицу, найди трактир «Лазаревский». Он там по вечерам бывает со своим денщиком. Пьет. Как уж ты с двумя управишься, я не знаю, но так это – твоя забота. Оружия он с собой никогда не носит. Но ты поберегись: Скопин – мужик ушлый, воевал в Туркестане. И больной на всю голову, хоть и судебный следователь. С такими связываться – себе дороже. Подумай наперед. И главное запомни: если попадешься и тебя спросят – откуда узнал…

– Ни-ни! – замотал головой бритый. – Христом богом клянусь!