— По какой такой тревоге? — не удержался-таки Бодров, добавив ворчливым, недовольным голосом: — Мы еще не укомплектованы ни техникой, ни людьми. И что делать по тревоге? Как действовать? Это ведь не пехота и не артиллерия, никто понятия не имеет о действиях ракетчиков в случае тревоги.
— И я не знаю. И никто не знает. Но у нас есть штаб ракетной части стратегического назначения, ему и карты в руки: надо не медля ни дня самим разрабатывать планы, не дожидаясь помощи сверху. А когда приедут к нам работники вышестоящего штаба, академии, то не нас учить они будут — у нас учиться, обобщать наш опыт: ведь наша часть первая. И если вы, подполковник Бодров, будете одновременно и над диссертацией работать, то этим только пользу другим принесете. Вы поняли меня, подполковник Бодров?
— Понял... Но только защита диссертации в мои служебные обязанности не входит, — обиженно ответил начальник штаба.
— Михаил Иванович, вы что же, расценили мои слова как насмешку?
Начальник политотдела хотел было вставить и свое слово, но не успел — в дверь кабинета негромко постучали, и затем на пороге появился никому не знакомый офицер. Был он безукоризненно одет и гладко выбрит, от его внешности веяло благополучием и размеренностью нездешней жизни.
— Подполковник Сырец. Прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы в должности заместителя командира части, — тон, каким представился вошедший, был независимым, даже словно бы вызывающим. Климов отметил все это в уме, но виду не подал, дружелюбно поднялся навстречу и подал руку.
— Здравствуйте. Мне звонили из управления кадров, сообщали о вас. Присаживайтесь. Мы сейчас заканчиваем.
Климов дал указания главному инженеру, начальнику штаба и заместителю по тылу и отпустил их. Начальника политотдела попросил задержаться и, когда они остались втроем, обратился к вновь прибывшему офицеру:
— Итак, вы назначены временно моим заместителем?
— Да, Владимир Александрович.
— Как и где у вас проходила служба?
— Войну закончил командиром кавалерийского взвода в звании лейтенанта, поступил в академию имени Фрунзе. После ее окончания меня взял к себе порученцем сам Григорий Васильевич. — Он многозначительно улыбнулся. — Более десяти лет у него работал. Теперь он ушел на пенсию и попросил ваше начальство направить меня работать к вам. Ракетные войска только развертываются. За ними будущее... И вот я у вас, у истоков так сказать. — Он снова улыбнулся, и его красивое лицо стало совсем молодым и беспечным.
— А не трудно вам будет у нас? — усомнился Климов, но Сырец не смутился, отвечал по-прежнему беззаботно:
— Мне в кадрах разъяснили, что у вас главную роль будут играть инженеры. А я как заместитель по общим вопросам обязан буду поддерживать порядок. Справлюсь, Владимир Александрович, справлюсь! Работал масштабнее, а в части...
И тут Климов впервые не сдержался, посмотрев на молчавшего начальника политотдела, с горечью произнес:
— Вот видите, Михаил Иванович, в каком заблуждении прибывают некоторые товарищи. — И резко повернулся к Сырцу: — Нет, подполковник, в ракетных войсках уже сейчас, а в будущем тем более, не будет деления на командиров и инженеров. На всех командных должностях будут только инженеры. Кто рассчитывает приспособиться, вынужден будет уйти в отставку или перевестись в иной род войск, — Климову подумалось, что он дал понять офицеру, куда он прибыл, и добавил более спокойно: — Хорошо, товарищ Сырец. Сейчас вы свободны. Идите устраивайтесь, а завтра в девять прошу быть у меня. Определим ваши конкретные служебные функции в части.
Но Климов напрасно беспокоился, слова его ничуть не смутили Сырца, который в ответ лишь улыбнулся, а затем, построжев лицом, резко поднялся, лихо повернулся и вышел.
— Однако он не умрет от скромности, — усмехнулся начальник политотдела.
— Что вы хотите, Михаил Иванович! Офицер для поручений! Вы знаете, в каких сферах он вращался... — Климов не стал развивать свою мысль, добавил раздумчиво: — Впрочем, не будем пока делать выводов. Если он умен, а в это хочется верить, то сам поймет, что настала пора не выслуживаться, а служить.
— Я давно знаю Сырца. Здесь произошла явная ошибка, Владимир Александрович... Впрочем, время действительно, покажет, сами все увидите, а сейчас идемте-ка обедать, уж пятый час ведь...
— Не пятый, а семнадцатый, надо нам теперь, комиссар, форму выдерживать во всем, мы теперь в действующей армии.
Смирнов никак не отозвался на слова командира и, пока шли в офицерскую столовую, не проронил ни слова. За столом сидел, потупившись, занятый своими мыслями. Климов уловил настроение начальника политотдела, спросил напрямик:
— Что-то вы посмурнели, Михаил Иванович? Вы чем-то недовольны?