Рядом с нами

— Нет, отца вызывать мы не будем! — отрезала Мадлен. — Мы разговариваем только с заграничными духами.

Всю последнюю неделю Мотя-Мадлен ходила явно в растрепанных чувствах. Как выяснилось потом, во всем была виновата Клава. В пику Моте она повесила перед своим альковом распятие. Мотя не могла, конечно, оставить этого удара без ответа. Она долго искала на рынке что-либо посолиднее и наконец приобрела раму от образа. Вчера я был приглашен к Моте посмотреть, как выглядит теперь се альков. Каково же было мое удивление, когда я увидел в тесной золоченой рамке, над лампадой, раскрашенный портрет автора "Пошехонской старины".

— Это же Салтыков-Щедрин!

— А зачем у него борода? — невозмутимо спросила Мадлен и затем, помедлив, добавила: — Все равно, пусть висит. Я за него тридцать рублей заплатила.

И Салтыков-Щедрин остался висеть в неположенном ему месте, заняв в ризнице чужую, позолоченную жилплощадь. Ризница? Разве Мотя-Мадлен стала верить в бога? Да нет!

— Это просто модно, — говорит она. — Вы разве не знаете? В Европе у всех леди распятие.

Так вот и живет Мотя в нашем доме чужим, посторонним человеком. Ее никто не принимает всерьез. Даже кошка, которую она хочет приучить к сэндвичам и которая, несмотря ни на что, бегает к соседям, чтобы полакомиться чем-нибудь более существенным.

1949 г.

ОЧЕРКИ

Очерки, предлагаемые вниманию читателей, написаны в разное время. Одни — в годы первых пятилеток в Сталинграде, Магнитогорске, Донбассе. Другие — после войны. Но все они объединяются одной темой, все посвящены жизни, труду, быту советских людей.

КАК ЭТО БЫЛО

Для многих молодых строителей Магнитогорск начался еще в Сталинграде. Июль, 1930 год. Не успел первый трактор сойти с конвейера, а уже кое-кто из комсомольцев стал собираться в дорогу. И, что ни день, таких все больше и больше. Директор тракторного вызвал «путешественников» к себе.

— Вы куда?

— На Урал.

— Зачем?

— Так ведь здесь стройка подошла к концу, а на Магнитке только начинается.

Директор посмотрел на Редина, Козлова, Петунина, Левандовского и сокрушенно вздохнул. Все они люди деловые, квалифицированные, один к одному: плотник, бетонщик, такелажник, арматурщик. Отпускать таких молодцов с завода было не по-хозяйски. И не только в этом было дело. Директор за два года сжился, сроднился со своими «мальчиками» (так он называл ребят), которые приехали к нему по путевкам комсомола; директору по-отцовски было жаль расставаться с ними.

Два года ребята жили в бараках. Только-только поселили их в новые дома с балконами, ванными комнатами, паровым отоплением, и — на тебе! — «мальчики» добровольно отказываются от уюта.

— Имейте в виду, на Урале удобств не будет. Вам придется снова жить в бараках, без горячего душа.

Ребятам, конечно, не хотелось лишаться удобств. Они стали уже привыкать и к светлым, просторным комнатам и к вечернему чаю на балконе. Но что делать? Неужто изменить своей юношеской мечте и лишить себя из-за уютной комнаты и горячего душа удовольствия поехать на строительство самого крупного в Европе металлургического комбината!

— Эх, мальчики, мальчики!..

А «мальчики» входили во вкус. Они не только собирались в дорогу сами, но и пытались захватить с собой из Сталинграда на Урал строительные механизмы: экскаватор, транспортеры, бетономешалки. Директор запротестовал, а комсомольцы подали на него жалобу в партийный комитет.

— Образумьте нашего директора, он не хочет протянуть руку помощи Урало-Кузбассу.

Поднялся спор, в который вынужден был вмешаться В. В. Куйбышев. Председатель ВСНХ (Высшего совета народного хозяйства) распорядился оставить механизмы в Сталинграде для постройки завода второй очереди, а большой группе комсомольцев было разрешено выехать в Магнитогорск.

Собрались, конечно, сразу. А как туда добираться? Где находится этот самый Магнитогорск? В 1930 году такого города на картах еще и не было. Люди, к которым обращались комсомольцы, неопределенно пожимали плечами:

— А кто его знает! Говорят, где-то далеко, под Белорецком, за башкирскими землями…

Такая неопределенность не остановила ребят. Они собрали свои сундучки, чемоданы — и на вокзал.

— Дайте нам сто билетов до Магнитогорска!

Ехать пришлось долго, с пятью пересадками. Через Москву, Свердловск, Челябинск, Троицк, Карталы.

И вот поезд останавливается прямо в степи, у одинокого товарного вагона. На вагоне висит небольшой медный колокол и виднеется надпись мелом: "Станция Магнитогорск". Из вагона навстречу комсомольцам выходит дежурный по станции. Комсомольцы — к нему.

— Далеко ли до города?

— Два года.